И Сташевский напрягся; ему бы сразу не согласиться, поблагодарить за чай, доверие, уйти и постараться забыть, как вдруг для него самого неожиданно игла страха остро его уколола – он понял, что не простят ему отказа, достанут, отыграются, отомстят… Если и было в нем слабое место против ГБ, то только этот врожденный – от деда или предков, живших много раньше? – внутренний страх. А еще давно цвело в нем тщеславие самого умного, самого талантливого, самого захваленного парня, которому по плечу самые великие дела. Страх плюс тщеславие – взрывчатка, которая взрывается сама по себе… Знал ли об этом Альберт заранее или набрел на слабину собеседника случайно, не имело теперь значения. Имело значение только то, что Сташевский задал ожидаемый от него вопрос:
– А что я должен сделать?
Спросил и сам на себя изумился, что напрашивается на задание от этих, от них… от тех, кого собирался послать, – что за кульбит, что за хрень с ним произошла? С какого? За каким? Единственное, мгновенно пришедшее в голову оправдание перед собой и дедом состояло в том, что он поступает так только для того, чтобы поскорее от «них» избавиться.
Альберт повеселел. «Значит, знал, все знал, хитрован, заранее просчитал мою реакцию!» – мелькнуло у Сташевского, но было уже поздно; сдвинув в сторону чайник и вазочку с печеньем, комитетчик приблизился к Саше.
– Есть в посольстве Ирана один интересный человечек. Аббас Макки, первый секретарь. После прихода к власти Хомейни, исламисты сменили все посольство, но разведчиков – а мы полагаем, Макки разведчик, – у них хватило ума не трогать, берегут кадры.
– Я с ним знаком. Сам однажды подошел ко мне на приеме. Симпатичный.
– Не сомневаюсь. Где вы видели несимпатичных разведчиков? Один Зорге чего стоит! А Кузнецов, а Абель? Значит, говорите, он сам подходил к вам на приеме? Очень хорошо, теперь вы к нему подойдете.
– Что я должен делать? «Говори же, блин, скорей, – изнывал Саша. – Затрахал».
– А ничего. Никто не собирается посылать вас на риск. Пообщайтесь с Аббасом на вашем прекрасном персидском. Сыграйте с ним в теннис – он, кажется, тоже фанат, проведите вместе время – вот и все. Главное, быть абсолютно естественным – у вас мама артистка, у вас получится. Раз уж он первым к вам подошел, ответьте чувством на чувство. Шутка… Потом расскажете о своих впечатлениях мне и на этом – все, вашей исторической миссии конец. Вы поняли меня?.. Для связи вот вам телефон «Альберта»… – Альберт положил перед Александром клочок бумаги с номером. – Запомнили? – Саша кивнул, и Альберт снова упрятал листок в карман, задвинув его на молнию. – Минуту, а кто же вы у нас будете? Давайте придумаем вам фамилию, любую, которая на слуху, известного спортсмена, артиста, писателя – выбирайте сами.
– Зачем? Для одного раза? «Еще один идиотский вопрос», – подумал Саша.
– Так принято, Александр Григорьевич. Чтобы я сразу понял и не спутал, что звоните вы, – вы у меня не один; и вам так удобней будет, не надо, чтобы все вокруг мочалили вашу фамилию