– Чо это, паря, у тебя сажанки-то[10] таки хлипки?.. Могут сломаться и подвести при стрельбе. Да и при ходьбе в косогоре на них опираться тож надёжи-то мало.
– Зато лёгкие, и для моей мелкашки опора в самый раз. Пока не подводили. Это для карабина надо крепкие, из листвянки. Так у меня есть такие, храню их пока в кладовой до охоты на зверя. Час придёт – воспользуюсь.
– Из листвени, паря, самые сподручные. Мою судьбу они на фронте круто развернули. Если бы тогда оставили в пехоте, то так и до сих пор гнил бы в болотах под Тверью.
– А что, на фронте и сажанки были на вооружении?.. Впервые слышу.
– Было… не было… Многие из сибиряков-охотников их делали по возможности. И это не запрещалось. Хоть и не по уставу было, но зато на пользу.
…Значит, дело было так. Прибыл я с пополнением на Калининский фронт весной сорок второго в самые болота с перелесками. Перед нами в шестистах метрах лесистый островок, и на нём – немецкая пулемётная точка. И к этому островку наискосок из леса, что на той стороне болота, вела настеленная гать. А по ней по утрам немцы из леса свободно переходили на островок, и весь световой день пуляли по нам, не давая поднять головы. А на ночь уже, по потёмкам, уходили назад, в блиндажи. А когда нас поднимали в атаку, то они с пулемёта секли, как капусту. Народу там положили немерено. Много и моих земляков загинуло… Загинуть, конечно, не штука, да что толку в том, ежлив пользы от этого нет никому?.. Разве что врагу. А трупы так и лежали посередь болота. Над ними весь день кружило вороньё. А как оттуль подует ветер, то и дышать невозможно – одна вонь!
Воевали наши командиры, по моим меркам, бестолково, чо тут греха таить. Гнали в лобовую атаку, когда можно было и обойти. Или сперва перепахать снарядами, а опосля и пехоту посылать. В общем, подумал я, что еще день-два таких атак – и мне придёт карачун. А помирать понапрасну (да ишшо из-за бестолковости командиров) ой как не хочется, хотя и не страшно по молодости-то.
Уже взатемень отлучился я из окопа до ветру в лесочек. Срезал две молоденьких листвяночки и сделал сажанки. Гвоздя не было, так я связал их крепким шпагатом. Спрашиваю лейтенантика-комвзвода: дескать, сколь будет метров до гати?.. Он мне и отвечает, что ровно шестьсот. Ну, я и поставил прицел на шестёрку еще с вечера. Тот и спрашиват: «Что вы задумали, боец Волокитин?» А я отвечаю: мол, начну охотиться на пулемётчиков, если разрешите стрелять без команды. Отважу их ходить в полный рост. Хватит их бояться. Пущай теперя они нас боятся на нашенской земле. А для меткой стрельбы винтовке нужна хорошая опора. Вот я и сделал сошки. А по нашему охотничьему понятию – сажанки. Так мы их называли у себя в Сибири во время охоты в тайге. Прошу разрешения иметь их при себе. В бою шибко пригодятся…
Он куды-то давай звонить. Пришел комбат, осмотрел мои сажанки, винтовку, а заодно расспросил меня: дескать, кто такой и откуда, много ли охотился в тайге. Выслушал и говорит взводному, чтоб готовился к очередной атаке. А мне пожелал удачи. И напоследок спрашиват: