ОН улыбнулся и раскрыл другую ладонь. В центре ее появилась стройная рыжеволосая девушка. Она положила палец в рот и начала кокетливо улыбаться. ОН сблизил ладони, и девушка проникла в пустующий шар. Но скоро покинула его и исчезла в пространстве. ОН рассмеялся.
Внутренность шара начала чернеть. ОН строго глянул на появившегося старика, потом кивнул ему. Старик приблизил лицо и заглянул внутрь шара. Затем медленно отодвинулся и исчез.
ОН взял шар в обе ладони и посмотрел сверху в глубину вакуума. Увидел белое облачко, зеленые кроны сосен, бегущие вниз коричневые стволы и на самом дне фигуру лежащего юноши, который смотрел прямо на него, ОН на миг замер, встретившись с его пристальным взглядом.
Потом нахмурился и перекатил шар на левую ладонь, сжав в кулак правую и ощутив теплой кожей холодную округлость шприца. Шар окрасился в красные тона, и черные тени обвили его со всех сторон. ОН почувствовал боль и, задержав это ощущение на миг, отпустил шар. Шар полетел вниз, но ОН тут же поймал его в ладони.
Боль пропала, и появилось желание поиграть в скучные земные игры. Но это быстро надоело. ОН решил, что пришла пора для настоящей игры.
Шар разросся до огромных размеров, а ОН одновременно с этим разрастанием становился все меньше. Затем скользнул внутрь и очутился в маленькой, просто обставленной комнате. ОН приблизился к Даниле, который сидел за письменным столом лицом к окну. Перед ним лежал лист бумаги, исписанный наполовину. Данила грыз кончик ручки и невидяще смотрел прямо перед собой. Потом он скомкал лист и бросил его на пол. Какое-то время Данила тихо плакал, положив голову на скрещенные руки. Его душа, переполненная тоской, постепенно освобождалась, и боль начала утихать.
Дождавшись этого, ОН слился с этой душой.
Данила выпрямился, его глаза засияли. Как будто услышав что-то важное, он схватил ручку и чистый лист и начал писать:
«Моя душа пуста. Это какой-то безграничный вакуум, в котором можно пропасть. Пропасть и… упасть… в пропасть…»
Его беседы
– Ты! Ты жесток! – зло пробормотал Алексей и посмотрел укоризненно в дальний угол комнаты.
Белая фигура, стоящая там, казалась голубой из-за густого синего света зимних сумерек.
– Жесток беспредельно и совершенно неоправданно, – упрямо повторил Алексей и почесал волосатую грудь в распахнутом вороте пижамы.
– Ты ошибаешься, – послышалось из угла.
И фигура, приблизившись, опустилась на соседнюю кровать.
– Нет! Все именно так! – взвизгнул Алексей, а потом начал истерично хохотать. Немного успокоившись, пробормотал: – Мне уже тридцать три, и я кое-что понимаю в этом мире. Сознайся, тебе нравится твоя же собственная жестокость. Так? Да ты просто упиваешься ею! Садист!
Алексей замолчал, его рот искривила гримаса, брови нахмурились.
– Ведь я люблю ее! – звонко, сорвавшимся голосом продолжил