Совесть и гонорея
– Молишься?
– Нет, – вздохнул Суфин. – Я просто варю овсянку, стоя на коленях с закрытыми глазами. Да, я молюсь. – Он приоткрыл один глаз и уставился на Темпла. – Не желаешь ко мне присоединиться?
– Я не верю в Бога, ты разве забыл? – Темпл понял, что опять перебирает пальцами подол рубахи, и усилием воли остановил себя. – Признайся честно, он хоть пальцем когда-нибудь пошевелил, чтобы тебе помочь?
– В Бога нужно верить, а не любить его. Кроме того, я знаю, что помощи не достоин.
– Зачем ты тогда молишься?
Суфин накрыл голову накидкой для молитвы, подсматривая за Темплом из-под края.
– Я молюсь за тебя, брат. Похоже, ты в этом нуждаешься.
– Да, мне слегка… не по себе… – Теперь от волнения Темпл сосредоточился на левом рукаве и снова убрал пальцы. Во имя Господа, неужели его пальцы не успокоятся, пока не распустят до последней нитки каждую рубашку? – У тебя не было чувства, что страшный груз давит на плечи?
– Часто.
– И грозит обрушиться в любой миг?
– Постоянно.
– И ты не знаешь, как из-под него выбраться?
– Но ведь ты знаешь?
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.
– Нет! – воскликнул Темпл, отшатываясь. – Нет, нет…
– Старик тебя слушается.
– Нет!
– Ты мог бы поговорить с ним, заставить отступиться…
– Я пытался, он даже слышать не хочет!
– Может, ты не слишком старался? – Темпл зажал уши ладонями, но Суфин отвел его руки. – Легкий путь приводит в никуда.
– Тогда ты сам поговори с ним!
– Я – всего лишь разведчик.
– А я – всего лишь стряпчий! И никогда не корчил из себя праведника!
– И никто из праведников так не делает.
Темпл высвободился и зашагал прочь по лесу.
– Если Бог хочет, чтобы это прекратилось, пусть сам и прекращает. Ведь он всесильный!
– Никогда не перекладывай на Бога работу, которую можешь сделать сам! – донесся голос Суфина, и Темпл сгорбился, будто бы слова ранили его подобно брошенным камням. Нет, этот человек становится похожим на Кадию. Оставалось надеяться, что и не закончит так же.
Как и следовало ожидать, больше никто в Роте не стремился покончить с насилием. Между деревьями сновали туда-сюда охочие до битвы люди – подгоняли амуницию, точили оружие, снаряжали луки. Пара северян толкались, постепенно входя в раж и разогреваясь. Двое кантиков молились, опустившись на колени перед благословенным камнем, который заботливо водрузили на пень, но вверх «ногами». Каждый человек, независимо от избранного пути, рассчитывает на Божью помощь.
Громадный фургон выкатили на поляну, лошадей распрягли и дали им ячменя. Коска красовался у одного из колес, обрисовывая в общих чертах свое видение атаки на Эверсток перед верхушкой Роты. Он ненавязчиво переходил со стирийского на всеобщий, а также помогал выразительными жестами рук и шляпы понять тем, кто не владел