Февральская революция в России была встречена в Америке восторженно, особенно сторонниками вступления в войну на стороне «демократий» против Германии. Пропаганда представляла ее как триумф проантантовских сил против попыток сепаратного мира. Вирек интерпретировал события по-иному, с оттенком провокационности: «Карточный домик "союзников" рушится. Каковы бы ни были мотивы русских революционеров, они отправили паровой каток[11] на металлолом. Расколотая изнутри страна не может успешно вести войну. <…> Русская революция означает для "союзников" начало конца. <…> Германия должна приветствовать революцию, если та освободит Россию. Сотрудничество с русским самодержавием отвратительно большинству немцев. <…> Союз с просвещенной Россией уже не кажется немыслимым»[12].
Большевистский переворот вызвал у Вирека совершенно иные эмоции, особенно после выхода Советской России из войны, к тому же на выгодных для Германии условиях Брестского мира. Разрозненные высказывания о новой власти показывают, что отношение Джорджа Сильвестра к ней не было негативным. Когда его журнал «Viereck's. American Monthly» поместил переписку непризнанных «послов» в США – большевика Людвига Мартенса и ирландского шинн-фейнера Патрика Мак-Картана, «New York Times» обвинила его в «симпатиях к режиму Троцкого-Ленина»[13]. «Вы хотите устроить большевизм в Америке, чтобы облегчить бремя Германии?» – вопрошал его Эптон Синклер. «Я не большевик, – ответил Вирек. – Если русский народ желает большевизма, пусть сам выбирает себе правительство. Оно не может быть хуже того, к чему Россия привыкла. Большевизм – самый интересный эксперимент в истории, но мы слишком мало знаем, чтобы делать окончательные выводы о его будущем»[14].
Во время президентской кампании 1920 г. Вирек поддерживал кандидата республиканцев сенатора Уоррена Гардинга против демократов-«вильсонистов», но сам отдал сердце и голос 65-летнему социалисту Юджину Дебсу. Одни считали его идеалистом и борцом за народные права, другие смутьяном и демагогом, третьи изменником родины, но «никто, даже враг, не мог усомниться в его искренности»[15] или обвинить в корыстолюбии. Дебс участвовал в президентских