– Нате, – протягиваю на ладони мальчишкам – берите… Осторожнее только, горячие.
Гимназистики склюнули сувениры с руки у меня и спросили почти хором:
– И столовую ложку можете узлом завязать?.. – как-то подозрительно постреливая глазами в сторону буфета.
– Нет, – отвечаю – ложку не могу, ваша мама не позволит… Не позволите же, Наталья Алексеевна?.. А если я вашим мальчикам помогу, разрешите… Ложку. А лучше две…
– Господин чекист… Господин доктор! – вскинулась Колокольцева, разом высушив все слезы, зато слова из нее хлынули Ниагарой. Про сыновние непрерывные отиты с ангинами и катарами желудка, от которых не отделаться никак – совсем до крайности дошло… Заставьте Бога молить..
Заставил, куда деваться. Пообещал завтра прийти с инструментами.
– Самуил! – сказал мне Попов на обратном пути – ты только потомственных дворян обслуживаешь или личные тоже подойдут?.. А то у меня, понимаешь… Желудок побаливает!
– Я тебе, – отвечаю – и без осмотра могу сказать, что с тобою не так, и диету назначить!
Как вы думаете, дорогие мои потомки, что случится с человеком, если он после сыпного тифа возможности нормально питаться будет лишен?.. А, вы спрашиваете, что такое сыпной тиф? Вы не знаете?.. Правда?…
Тогда я ничего о нем вам не скажу, пребывайте в счастливом неведении, а я за вас буду радоваться!! Упомяну только, что нам, большевикам, в Сибири чрезвычайную комиссию по борьбе с тифом пришлось создавать… А сыпняк Попов подхватил в тюрьме. Вдвоем они с Колчаком без чувств лежали одновременно: у одного тиф, у другого воспаление легких. Оба до сих пор и дохлые…
Лучше слушайте, какие они оказались – братишки Колокольцевы, Виктор с Евгением, то есть я-то их по домашнему стал называть: Витя, Женечка, потому что оперировать мне мальчишек все-таки пришлось. Их аденотомировали обоих несколько лет назад, но она же после слишком раннего удаления отрастает заново, сия пресловутая глоточная лимфоидная ткань, от которой столько бед! Вот Женя и говорит мне, уже завернутый в простыню:
– А это будет очень больно?. Мне маленькому отрезали, я и не помню… Помню, что очень страшно…
– А сейчас как?.. – тихо спрашиваю, протирая спиртовым тампоном ему лицо. Морщится сосредоточенно:
– Тоже страшно… Но, наверное, не так сильно…
– это очень, – говорю – хорошо, что не сильно… Знаешь, почему так получается – потому что ты сильнее! Страх вообще такое дело, которое нельзя выбросить… А вот пересилить… Женя, послушай меня. Больно будет, но совсем недолго и не слишком: я сейчас сделаю обезболивание, и большая часть чувствительности пропадет, понимаешь?.. А наркотизировать, вводить в сон, чтобы совсем ничего не было слышно, мне тебя нельзя. Будет кровь, и ты во сне захлебнешься. Так-то ее выплюнуть можно, правда?..
Смотрю, он улыбается.
– Спасибо, – говорит – Самуил Гедальевич, за предупреждение, а то доктора не предупреждают обычно… Наоборот… Говорят, что больно не будет. Можно… Можно меня не держать?..