– Новая японская нация должна стать нацией американских вассалов?
– Смешно, не так ли? – мутнеющим взглядом Лоренс разглядывал пустеющую бутылку.
Китай. Четырнадцатое января 1945 года.
Мао Цзэдун и Владимиров выходят из калитки, идут по дорожке. Держась на расстоянии, за ними следуют телохранители Мао. Вечерняя дымка смазывает в долине очертания полей, домиков, дорог, фигурки людей.
Засмотревшись на зарю, нависшие над долиной тёмные скалы, обелённый инеем кустарник, Мао задумчиво произнёс:
– У нас в Китае есть поговорка: «За несколько капель милосердия мы должны ответить целым источником воды». Как быть милосердным к тем, кто не знает милосердия ни к кому?.. Конфуций говорил: «В пятнадцать лет у меня появилась охота к учению, в тридцать лет я уже установился, в сорок лет у меня не было сомнений, в пятьдесят лет я знал волю Неба».
– А в шестьдесят? – спросил Владимиров.
– В шестьдесят лет мой слух был открыт для немедленного восприятия истины.
– А в семьдесят?
– «В семьдесят я следую влечениям своего сердца, не переходя должной меры» – так говорил философ, – Мао улыбнулся. – А как там говорил ваш друг?
– Мой друг? Он говорил: «Будущее за ними». Он говорил: «Когда мы встаём, китайцы уже в поле, когда мы ложимся спать, они ещё там. Будущее за ними».
– Любовь к родине, работоспособность, – Мао достал сигарету, закурил. – И самопожертвование.
Оба долго смотрели на зарю.
– Только Советский Союз, – проговорил Мао, – только Советский Союз – единственный друг компартии Китая. Цену другим союзникам определила сама история. – Он стряхнул пепел. – Есть политиканы, а есть политики. Политики тоже люди, а люди, совершавшие ошибки, более ценны, в будущем на основе своего горького опыта они уже их не повторят. Люди, не совершавшие ошибок, из-за самоуверенности могут легко их допустить.
Мао докурил сигарету, подошёл вплотную к Владимирову:
– Скучаете по родине?
– Я здесь с мая сорок второго года.
– Вы больше, чем корреспондент ТАСС, больше, чем связной Коминтерна при руководстве ЦК КПК. Вы мой товарищ…
Молча они смотрели вслед уходящей заре.
– Январь. Зима в России морознее, чем в Китае. Время от времени я пишу стихи.
Неожиданно для Владимирова он заговорил нараспев, словно запел:
– В день осенний, холодный
я стою над рекой многоводной,
над текущим на север Сянцзяном.
Вижу – горы и рощи в наряде багряном,
изумрудные воды прозрачной реки,
по которой рыбачьи снуют челноки.
Вижу – сокол взмывает стрелой к небосводу,
рыба в мелкой воде промелькнула как тень,
всё живое стремится сейчас на свободу,
в этот ясный, подёрнутый инеем день.
Увидав многоцветный простор пред собою,
что теряется где-то во мгле,
задаёшься вопросом – кто правит судьбою
всех