«У Аглика беда» – брякнуло сообщение в ватсапе. И все вышесказанное перестало иметь значение. Елисей схватил телефон, три раза ткнул пальцем в номер бывшей жены, пока не начался наконец набор номера, и стал ждать бесконечно, бесконечно не наступающего соединения. Аглик – это была его дочь Аглая. Он никогда не звал ее Агликом, звал Аглаей или Глашей. Бывшая жена не знала английского и не слышала, как созвучно прозвище Аглик слову ugly[2]. Но это сейчас все равно.
– Алло! Что с Глашей?
– Не беспокойся, что ты. С ней, собственно…
– Говори! – проревел он в трубку.
– Нара погибла.
Он помолчал секунд двадцать, соображая, кто это Нара и какое отношение ее гибель может иметь к Аглае. Потом вспомнил.
– Где Глаша?
– Здесь, со мной.
– Дай мне ее.
– Она не может говорить, рыдает.
– Как погибла?
– Выпала из окна. Наверное, покончила с собой.
– О господи!
Елисей отложил телефон, сел на табуретку и сжал пальцами виски. Из телефона пищал голос бывшей жены:
– Алло! Алло! Ты слышишь?
Нара, Линара – Елисей вспомнил маленькую, довольно эксцентричную девушку, которая очень громко разговаривала и при любой возможности старалась взять на руки всякого встречного кота, – была самым близким для дочери Елисея человеком на свете. Он взял телефон и, не прикладывая к уху, сказал:
– Я приеду, не оставляй ее одну.
Потом он обернулся к Оксане. Про нее теперь нельзя было сказать «уютно устроилась в кресле». Она была загнана в угол. Черты лица заострились, улыбка сменилась оскалом, и стало видно, что правый верхний клык у Оксаны кривой, как пиратская сабля. Но Оксана еще пыталась держать себя в руках. С той интонацией, которую, вероятно, следовало считать участливой, она спросила:
– Что стряслось?
И Елисей подумал, что ему не хочется рассказывать этой женщине, что стряслось. Дело не в щиколотках, не в кривом зубе, а в том, что ему, Елисею, не хочется. Но он все равно рассказал.
– Лучшая институтская подруга дочки покончила с собой.
– Наркотики? – спросила Оксана, и это был неверный вопрос.
Елисей подошел к ней, наклонился, попытался поцеловать в шею, но она отстранилась. Елисей бы и сам отстранился, если бы к нему подошел малознакомый лысый мужик в красном фартуке и попытался поцеловать в шею. И он сказал:
– Через полчаса достань тыкву, нарежь ломтями и поешь. Прости, пожалуйста.
– Но почему?! – Оксана пошла в атаку, от участия не осталось и следа. – Почему такой эгоизм?
– Потому что девочка страдает.
– Сколько лет твоей девочке?