В то время, когда умер воевода, отец мой был ещё в Вильно, исправляя вторично обязанности председателя суда в Литве. Он горячо отдавался исполнению своих обязанностей. Многих судей упрекали тогда в том, что они неправильно постановляют обвинительные приговоры, либо ради потачки другим, либо из чувства личной мести. Вице-президентами суда были тогда: в Гродно – Швейковский, весьма замечательный человек, а в Вильно – Нарбут, отец девиц, воспитывавшихся в доме моих родителей. Я слышал, что в то время, когда отец служил в суде, возник процесс между одним дворянином и администрацией над имениями моего деда, и дворянин выиграл дело, а князь был признан неправым.
Много говорили тогда ещё об одном преступлении, совершенном несколько лет раньше, виновника которого никак не могли открыть. Один совсем особый случай в 1781 году навёл на нужный след. Подозрения пали на некоего Огановского, который принял священнический сан и находился под покровительством виленского епископа Масальского, хорошо известного своим распутным нравом. Мой отец, бывший тогда председателем, употребил все своё влияние, чтобы привлечь виновного к суду.
Огановский, быстро прошедший все ступени, ведущие к священническому сану, узнав, что ему грозит опасность, скрылся в одном из монастырей, под покровительство епископа Масальского. Отряд солдат, под начальством майора Орловского, служившего в литовской гвардии, шефом которой был мой отец, получил приказ ночью окружить монастырь. Орловскому удалось добиться, чтобы открыли двери, несмотря на отказы монахов. Огановский, которого нигде вначале не могли отыскать, был наконец найден в одной из келий и заключён в тюрьму, несмотря на протесты его и монахов.
Суд, после весьма долгого и тщательного разбора дела, признал его виновным в убийстве и ещё в нескольких других преступлениях, и он был приговорён к смерти и казнён.
Во время службы отца было закончено несколько запущенных старых дел и вообще в судопроизводстве был введён гораздо больший порядок.
В 1782 году отец оставил эту службу и поспешил возвратиться в Варшаву для участия в сейме, открывшемся под председательством воеводы Красинского. Это был первый сейм, на котором я присутствовал.
Вместе с Цесельским я усердно посещал заседания Сената и Палаты послов. Меня поразил серьёзный вид князя Любомирского, коронного гетмана, который, как мне говорили другие, обладал большим умением поддерживать порядок в заседаниях обеих Палат. Одним из самых важных дел этого сейма было дело о насилии, совершенном над краковским епископом Солтыком, у которого капитул, поддерживаемый князем Понятовским, епископом плоцким, отнял управление епархией под предлогом его слабоумия.
Противомосковская партия защищала епископа, бывшего самым ревностным сторонником Барской конфедерации.
Партия короля и России старалась поддержать и оправдать сделанное насилие. Оказавшись наиболее