Черт с ней, с постельной сценой, о ней можно подумать потом. Надо найти Розу! Эта женщина должна знать что-то о чудесах с альбомом и открыткой, если, конечно, еще жива. Но как? Тетя Марта точно не скажет ее фамилии, особенно когда узнает, что Инга стащила у нее открытку.
Целый день она проторчала в Интернете. К счастью, мама и тетя Марта учились в одной школе, номер которой Инга помнила, так же как и название техникума, где училась тетя. Она регистрировалась от имени тети Марты в Одноклассниках и других социальных сетях, перебирала сотни фотографий, разглядывала знакомых и друзей ее одноклассников и одногруппников и знакомых их знакомых, но нигде не встречала брюнетки с родинкой в уголке рта. Она заходила на сайт городского театра, разглядывала архивные фото, но и там не было никого похожего. Она спрашивала у всех подряд однокашников тети Марты: «Ты не знаешь, где сейчас Роза?» – но у тех, кто был в онлайне, ответ оставался неизменным: «Какая Роза? Ты кого имеешь в виду?» Судя по имени и внешности, Роза наверняка была еврейкой. Кто знает, может, она давно уже живет где-нибудь в Израиле или в Америке, растит внуков и не помнит никакой Марты. Поискать по сообществам русскоязычных израильтян и американских евреев? За этим занятием можно всю жизнь провести. Сходить в театр, может, престарелые разговорчивые гардеробщицы или билетерши что-нибудь расскажут? Это мысль! Может, и про открытки в театральной среде что-нибудь знают? Инга глянула на часы – половина одиннадцатого, все представления уже наверняка закончились. Надо будет взять завтра билет и сходить на спектакль, пообщаться.
– Где же ты, моя подружка Роза, – бормотала Инга про себя, снимая с сушилки подсохшее белье. Желтая кофточка, grazie al cielo,[5] совсем не полиняла. Если она совсем ничего не узнает в театре, что делать тогда? Выпытывать что-то у тети Марты? Бесполезно. Единственное, что у нее есть, – старая мятая открытка. И снова зашевелилось внутри, проснулось что-то непонятное, чудовищное, болезненное, такое, что хотелось его прогнать прочь и рассмотреть поближе одновременно. Инга задумалась, замерла с кружевными трусиками в руках. Возможно, она что-то не разглядела там, внутри открытки? Тогда придется еще раз заглянуть в нее. Это было сродни тому, как в детстве тайком от родителей брать книжки и журналы с самой дальней «взрослой» полки. Даже хуже – ведь это была не запретная книжка! Она не просто подглядывала за чужим интимом, она бесцеремонно влезала в чужую постель. И потом, эти ласки… это яркое ощущение цветочного луга, умопомрачительной свежести, она никогда не испытывала ничего похожего в реальности. И, кажется, не хотела испытывать. В этом было что-то ненормальное, что-то сводящее с ума, она теряла контроль сначала над крохотной