– У нас нет такого разделения, – пояснил тогда он, – а детей здесь много потому, что во взрослом возрасте отклонения случаются, к счастью, реже. Тогда их сложнее излечить.
– Как у меня? – тихо спросила она, но Зарем не ответил, лишь послав ей ободряющий взгляд.
Возвращаясь в палату с этих прогулок, они вместе смотрели горианские комедии, ужинали, смеялись. Иногда он уводил ее и мягко помогал восстановиться, если Кей-Ше испытывала слишком много негативных эмоций после работы с Берком. Иногда пускал "к себе" и потихоньку учил ее сканировать – на более высоком, тонком, виртуозном уровне, чем когда-либо могли себе помыслить ее педагоги с Октиании.
– Зарем, а Берк знает, что ты учишь меня этому? – спросила она однажды.
– Думаю, да, он же читает твои мысли, – пожал плечами горианец.
– Я никогда не думаю о тебе при нем.
– Почему? – спросил он после небольшой паузы.
– Не знаю.
Кей-Ше пожала плечами и послала ему телепатическую улыбку.
На седьмой день Берк сменил тактику и стал мучить ее по-другому, залечивая мелкие травмы. Надеясь, что ее чуть более целая психика пропустит его дальше туда, в самую темную темноту. За три дня Кей-Ше узнала о себе больше неприятного, чем за всю предыдущую жизнь. Вспоминая детство, она никогда не думала о том, сколько всего вытеснила из памяти, замела под ковер своих внутренних понятий о приличиях. Например, то, как воровала хлеб у других детей в интернате. И даже отнимала у тех, кто был слабее.
Вспомнив об этом, она испытала жгучий стыд и, ужасно разозлившись, процедила Берку:
– Не говори мне, что я не виновата.
– И не собирался, – ровным тоном, в котором ей почудилось презрение, ответил он.
Тогда щеки Кей-Ше пошли пятнами:
– И не смей осуждать меня. Ты понятия не имеешь, что такое быть голодным. Ты не знаешь…
Она начала задыхаться и замолчала, из последних сил сдерживая слезы.
– Я не осуждаю, – по-прежнему невозмутимо отозвался он, молча ожидая, когда она снова повернется к нему. Обычно Кей-Ше успокаивалась сама, поворачивалась, и они продолжали, но на этот раз она не справилась, сжалась в комок и стала слегка раскачиваться на месте:
– А следовало бы. Те дети тоже были голодными. Я не имела права…
– На что еще ты не имеешь права из-за этого? Быть счастливой здесь, на Горре? Обедать? Наедаться досыта?
– Да, – прошептала она, чувствуя тугой комок в горле. – Я не имею права.
– И что ты намерена делать? Спасти их всех?
– Да.
Последнее слово она прошептала почти беззвучно и прерывисто вздохнула из-за невыплаканных слез. Берк вздохнул вместе с ней:
– Ты не можешь спасти их всех. Особенно тех, кто уже умер.
– Я должна спасти хотя бы своих. Мне надо вывезти