Цветов, вкладывая чёрные лица пуговиц в петли пальто, оглянулся вдоль состава, откуда дружно выходили пассажиры. В толпе Цветов увидел глаза Семёна, в которых в ответ на его улыбку, – не придётся идти в одиночестве, – прочёл презрение, – Семён прибыл раньше по делу, а Цветову нечем занять себя. Семён шёл навстречу Грише, не убыстряя шаг, степенно поглаживая чёрный воротник рубашки, остановился на мгновение, выдернул из рукава чёрного пальто чёрный манжет, взглянул на часы, снова неспеша пошёл. Гриша ждал. Он переминался с ноги на ногу, разглядывал станцию метро. Пожав руки, молча пошли рядом. Цветов стеснялся молчать:
– Как вчера отгуляли?
Семён в ответ оттянул голову к дальнему плечу, приоткрыл челюсть и стал внимательно вглядываться в Гришу, потом кивнул, понимая слова: – Погуляли неплохо, дааа… – протянул загадочным голосом прекрасных воспоминаний. Цветов нарочно молчал, разглядывая, как его блестящие ботинки поднимаются по серым ступеням.
– Оторвались обалденно! Разрядились на полную катушку… Гурген тако-о-ое отфигачил, – не верил памяти Семён и качал головой.
– Наташа! – Оглянулась коренастая девушка, с прямыми до плеч чёрными волосами, карими, выпуклыми глазами, толстыми губами, уголки которых были опущены вниз. Цветову было забавно смотреть на её вечно обиженный вид, когда она, печально опустив уголки губ, думает о квалифицирующих признаках кражи или правах страхователя. Она была милая, но Цветова каждый раз до жара в теле злило её стремление поговорить с преподавателем, рассказать о своей жизни, с готовностью ответить, поддержать пустой разговор, выполнить его просьбу, чтобы войти в число любимчиков.
Семён небрежно кивнул и отошёл к палаткам, длинным составом застывшим на перроне тротуара. Пышка, как друзья звали Наташу, быстро рассказывала Цветову, что не успела подготовиться к семинару, а «уголовник» её непременно спросит. Гриша улыбался тому, как она опять чётко ответит, а её кокетство незнания превратилось в ритуал, за исполнение которого последует отличная награда.
Гриша слушал, посматривая через дорогу. На тёмной равнине, в припухшем сизом небе, словно под клубами сигаретного дыма, стояли башня, пролёт ступеней, изогнутый трёхэтажный ремень институтских зданий.
Семён закурил, и они пошли по дорожке, протянувшейся между многоэтажными домами. На асфальтовой поляне, окружённый длинными стенами полосатого, бордово-белого цвета, стоял белый куб института, в четырёх рядах квадратных окон. Над каменной лестницей нависла крыша, проросшая пнями двух бетонных стволов.
Гриша и Наташа остались на ступенях перед входом. Она медленно курила, сжимая полными пальцами, блестящими от множества колец, тонкую коричневую сигарку. Они лениво переговаривались, смотрели, как первые капли дождя взбивают пузыри в лужах на чёрном асфальте. Мимо поднимались