Анна смотрела на него сквозь слезы, закрыв нос и рот скрещенными ладонями.
– Я хочу, – сказал он, – чтобы ты жила так, как у нас было раньше. Чтобы ни в чем себе не отказывала и, главное, ни в ком. Я не буду возражать, – повысил он голос, заметив, что Анна пытается что-то сказать. – Более того, я настаиваю. Слышишь, настаиваю. Я хочу знать все. Кто твои мужчины. Нежны ли они с тобой или грубы, и что тебе больше нравиться. Какие позы и с кем ты предпочитаешь. Хороши ли они в оральных ласках и как тебе их члены на вкус. Каждый раз – новый отчет. Я настаиваю, слышишь?
Его голос звучал откуда-то со стороны. Или это она, Анна, была не здесь, не упиралась локтями в этот липнущий потертый стол, не царапала взгляд о решетку, за которой сидел он.
Безумный человек с чужим и тяжелым взглядом.
5. Нику
На проститутку Анжела не тянула. Нику вспоминал общаковых шлюх, неторопливых и надменных – последнее особенно ощущалось, когда дела Нику покатились под гору. Что бы ни происходило, им не изменяло одно – внутреннее ощущение, что продавая свое тело, они делают большое одолжение. Нику чувствовал их превосходство и иногда пользовался им для оправдания того, почему к сорока годам у него так и не вышло ничего путного с женщинами.
Шлюхи привыкли, что с ними все проходило быстро и не считали, что обязаны ему чем-то большим, чем удовлетворением нехитрых капризов в отношении его видов на семяизвержение. С этим проблем никогда не возникало: девушки охотно закрывали глаза, приподнимали груди, вытягивали языки и, кажется, даже находили удовольствие в том, что с Нику можно заработать быстрее, чем с остальными парнями. Выбирать ему не приходилось: выбор шлюх в общаке был далек от султанского гарема, но шлюхи были своими, проверенными – временем и докторами. К тому же в общаке действовало неписанное правило, которого воры старались придерживаться хотя бы из инстинкта самосохранения. Не рекомендовалось гулять на стороне, вне семьи и общаковых девушек. Последствия принесенных в общак инфекций могли быть самыми жесткими, вплоть до запрета на профессию, как однажды случилось с домушником Козырем, полгода сводившего концы с концами. Парню просто отпилили бы голову, вздумай он обчистить квартиру в период действия санкций.
В последние годы общие шлюхи оставались одной из немногих привилегий общака и одним из немногих свидетельств того, что общак еще жив. Впрочем, такая привилегия не особо радовала Нику. Часто денег ему не хватало даже на выпивку, что уж говорить о более серьезных развлечениях. Исключением была лишь рыжая Маша, проститутка, выделявшаяся не только цветом волос, но и возрастом. Думая о ней, Нику вспоминал, что ему самому почти сорок и содроганием понимал, что ей-то теперь где-то под пятьдесят.
Машу он потерял из виду лет пять назад, как раз тогда, когда понял, что с девушками у него теперь будет не только быстро, но и все реже и реже: слишком уж безграничным виделся океан, в котором утопали перспективы