Кто это сказал?
Я, Дэрил Фрумкин. Выгуливая своего пса Бинкса, услышал ваш разговор. И хочу сказать, что смерть – довольно простая штука, разве нет? Сначала ты жив, потом – мертв. Конец истории.
Действительно, мистер Фрумкин? И это все? Тогда можно задать вам вопрос?
Вы действительно думаете, что умрете?
I. Умер! Что тут поделаешь?
{1} Здесь точно какая-то ошибка
Дэрил, мы все еще ждем ответа. Вы действительно думаете, что умрете?
Конечно, каждый умирает. Фрэнк Синатра умер. И Норман Мейлер. Не говоря уже о Наполеоне, Гарри Трумэне, Чингисхане и тетушке моей супруги Эдне. Так что, рассуждая логически, само собой разумеется, что однажды и я умру. Я уверен в этом так же, как и в том, что яблоки падают вниз, а не вверх.
Хорошо, Дэрил. Отлично сказано. Но давайте разберемся, речь не идет о вашем научном складе ума человека XXI в., который называет вещи так, как он их видит. Нет, мы говорим о вашем обыденном сознании. Вот прямо сейчас верите ли вы, что ваши дни сочтены, что каждое прошедшее мгновение уменьшает отведенное вам время? Что когда вы достигнете последней отпущенной вам минуты, вы прекратите существовать во всех смыслах этого слова?
А? Как-то невнятно вы говорите, Дэрил. Мы знаем, это пугающий вопрос, но, возможно, мы поможем найти ответ.
Мы считаем, что в глубине души вы не верите в то, что умрете. И причина в том, что вы – цивилизованный человек. Тут нечего стыдиться – по крайней мере, пока. Нам, людям, чертовски трудно допустить эту очевидную истину. То, что мы делаем ежеминутно и ежедневно, – это отрицание нашей смертности. На самом деле мы делаем это легко и просто с помощью социальных структур и обычаев, предлагаемых нам цивилизацией, в которой нас угораздило родиться.
В своем шедевре «Отрицание смерти» антрополог и культуролог ХХ в. Эрнест Беккер писал, что, даже если мы объективно знаем, что смертны, мы пойдем на любые махинации, дабы избежать принятия этой горькой правды (он умер за два месяца до награждения Пулитцеровской премией за свою книгу – несвоевременная кончина, если вообще бывают своевременные).
Причина, по которой мы так страстно отрицаем свою смертность, довольно очевидна: перспектива смерти ужасает! Она погружает нас в беспредельный страх. Она сводит с ума, демонстрируя, что мы тут ненадолго, а когда уйдем, то уйдем навеки. Как можно радоваться жизни, когда над ухом так громко тикают часы?
По Беккеру, единственный способ для большинства из нас справиться с ситуацией – иллюзия. Большая Иллюзия. Большая Иллюзия – основной двигатель человечества, более мощный, по его словам, чем секс; она взращивает «системы бессмертия», внерациональные структуры веры, которые дают нам возможность считать себя вечными. Есть распространенная стратегия идентификации себя с племенем, расой или государством, которые простирают свое существование в неопределенное будущее – вместе с нами как частью этих общностей. Есть и бессмертие в искусстве, когда артист надеется посредством