– Темпл!!! – пришлось поспешно доказать, что он ещё видит и слышит, как ни странно. – Ты…, – и не надо так трястись, правда, Джина, я же ещё здесь, – ты ничего мне в свою очередь сказать не хочешь, а? – ах, какой же я чёрствый чурбан, она права, оказывается…
– Джина, – надо же, хватило ловкости ещё на улыбку, – я уже поцеловал тебя там, ты же помнишь? Так что очередь теперь твоя…
Нарвался. Но вот уж о чём мне нигде не придётся жалеть, так об этом! Да, с моей стороны было бы очень нехорошо оставить её одну сейчас, раз она такая голодная, но это же не мне решать… Так. Я ещё жив, получается? Это резко меняет дело. Кроме того, я, оказывается, должен больше, чем предполагал – что ж, я готов сделать всё, что получится. Я ни от чего не отказываюсь.
– Джина, успокойся, я же не шучу вовсе, – левая, свободная рука вполне себе сносно двигается, уже неплохо, – я действительно тебя люблю, и давно. Не дрожи, я же ещё здесь, с тобой.
– Что-о? Почему я слышу это только сейчас? – похоже, успокаиваться она и не думала, впрочем, это неудивительно, но, кажется, ей уже лучше, во всяком случае. – Повтори немедленно, чтоб я знала, что это не шутка! – слишком блестящие глаза, слишком, как же я это допустил-то, до чего нехорошо с моей стороны…
– Повторю, сколько желаешь, хотя пока мне тяжело. Это так, поверь.
Опять неудача, у неё из глаз так и брызнуло. Какой я неуклюжий, оказывается…
– Почему ты молчал, негодяй?!!! Я бы не поехала вообще в Лигаполис, а ты не попал бы в лапы к этим изуверам! Думаешь, приятно на тебя смотреть, когда ты умираешь в одиночку?!!!
– Я немало удивлён, честно говоря. Разве я похож на подонка, который пользуется положением женщины, которой некуда идти? – ох, как бы это всё не вылилось в ссору, иначе рыдать придётся уже мне…
Но не пришлось. Джина сначала бросила его лежать, разомкнув объятия, будто её само что-то душило несколько секунд, ненадолго откинула голову вверх, только для того, чтоб выпустить сдавленный крик, похожий на тихий вой, и с рыданиями спрятала своё лицо у него на груди. Темпл осторожно отцепил пластины медкомпа с правой руки, пока она не видела этого, и, крепко обняв, взялся укачивать и говорить ей что-то нежное и ласковое, не особенно думая о содержании сказанного. На него сыпался град из обвинений чёрт знает в чём, но он не слушал вовсе, осторожно отвечая только поцелуями. Боли прошли, уступив место тихому спокойствию во всём теле. Осталось лишь какое-то слабое удивление – он сказал то, что вовсе не собирался говорить никогда, но совсем не чувствовал от этого дискомфорта. Он и сейчас говорит то, что ему совсем не свойственно говорить – и скорее испытывает сам радость от этого. Это что, то и означало – «расстегнуть пуговицу»? Действительно, вовремя и совсем не страшно. Значит, золотые искры совсем не привиделись? Честно говоря,