– Слышишь! – Молодой боец задохнулся от боли и кусок мяса застрял у него в горле. Не обращая внимания на такие мелочи, дембель продолжил:
– Это у меня уже четыре наряда? – Илья задумался. – Быстро я ими обрастаю.
– На дембель не уйдешь, пока все не отработаешь. – Капрал, похлопал Сережку по спине, не давая парню задохнуться, и покосился на меня. Оценил мой хмурый вид и кивнул, извиняясь за всех – нервы, непрекращающийся дождь, джунгли без края. Одно небо чего стоит – свихнуться можно. Люди устали, много пережили за короткое время. Понятно без слов. Прими и прости.
Я принял, но не простил.
А еще я все сидел, застыв в одной позе, боялся дышать и пошевелиться и думал: «Какой Виктор, если я – Иван?»
4
К ночи дошли до кабины.
Выглядела рубка ужасно: побитая, исковерканная, обшарпанная. Словно пролежала здесь с прошлого года. А всего-то меньше суток прошло. Я даже вовнутрь не захотел заходить, глядя на выбитые иллюминаторы и мрачный проем люка. Однако капрал думал по-другому. Он с Ильюхой скрутили из подручных материалов два факела и призывно замахали огнем, приглашая за собой. Старик дождался меня, пинком отсылая в кусты шиши, которая взялась невесть откуда и попыталась укусить меня за ногу.
– Специально, что ли, пряталась, – беззлобно проворчал Прохорович, провожая звериный полет пристальным взглядом. – Рядовых не тронула. А на тебя кинулась. Не любят тебя звери, лейтенант, не любят.
Я кивнул, соглашаясь, а самого передернуло, когда вспомнил, как подобная шиши перекусила деревце. С такими бы зубами да на флот – быстро бы применение нашли.
– Можно, конечно, и не идти, – сказал капрал, привычно сплевывая в дождь, молча проклиная мрачный и утомительный день, – но здесь хоть крыша над головой – для нас первая защита. Слышишь, лейтенант? – Я прислушался, жадно ловя звуки, а старик продолжил в зловещей тишине, так как ничего, кроме его тяжелого сопения я не услышал. – Там мертвое все. Чую. Пошли, пока рядовые что-нибудь не доломали.
Довод подействовал, но я остался стоять на месте, мрачно предполагая:
– Может, еще кто выйдет к рубке. – Ведь хорошая мысль. Правильная. Все, кто выжил, непременно бы пришли к рубке.
Старик посмотрел на меня, как на полоумного, и отрицательно покачал головой.
– Все здесь.
В темноте раздался пронзительный крик Сережки, и мы в едином порыве бросились вперед, к следующему темному проему. Из него посвятил Илья, крикнул:
– Эй, Прохорович! Не балуй огнеметом!
– Что у вас там, черти, происходит?! – вскричал капрал, тревожась за судьбу солдат.
– Да салага в темноте на себя топор уронил. Все в порядке. Отрубил три пальца. Будет жить.
В проеме показался