– В приемной.
– Что же они хотят? – насторожился Фаберже.
– Я не стал у них расспрашивать, – пожал плечами Евгений, – возможно, дело какое-то деликатное.
Карла Фаберже и судовладельца Эдварда Модестовича Гюнтера связывала давняя дружба, без малого сорок лет. Они нередко семьями встречали праздники, вместе путешествовали по Волге. А трагические события последних месяцев еще более сблизили их. Гюнтер нередко высказывался о том, что съедет на родину предков, в Пруссию, где у него имелось внушительное поместье, если ситуация будет складываться прежним образом. С сахарозаводчиком Константином Кенигом Фаберже также был весьма близок. Особенно тесные отношения у него сложились с его отцом, основателем династии Леонидом Кенигом, почившим несколько лет назад. Его дело продолжил старший из сыновей – Константин, унаследовавший от отца практичный ум и крестьянскую смекалку. Производство сахара при его руководстве не только не приостановилось, а даже, наоборот, увеличилось вдвое, и теперь едва ли не в каждом губернском городе были открыты филиалы фирмы.
Последний раз Фаберже повстречал Константина Кенига в Министерстве финансов. Из недолгого разговора он узнал, что его склады в Поволжье и на Урале были разграблены толпой, и убытки теперь составляли десятки тысяч рублей. Никогда прежде Фаберже не видел Константина таким растерянным, и воспоминания о последней их встрече подействовали на него весьма удручающе. Константин склонялся к тому, чтобы закрыть половину из существующих филиалов.
– Пускай войдут… Вот что, Женя, поприсутствуй при нашем разговоре.
– Хорошо, папа, – ответил Евгений и вышел в приемную пригласить гостей.
Первым вошел полноватый Эдвард Гюнтер, торжественно и как-то даже чинно внося в кабинет объемное брюхо, а следом за ним, будто бы протиснувшись в щель, протопал тощий Константин. Карл Фаберже невольно отметил, что старина Эдвард с их последней встречи значительно сдал. Густую широкую бороду длинными нитями разбивала седина, под глазами набухли черные мешки, каждый шаг давался ему тяжеловато, с заметной одышкой. Кожа на лице обвисла, собравшись книзу в большие складки, а глаза, полыхавшие прежде азартом, поблекли. Перед ним была всего лишь бледная тень его прежнего товарища – весельчака, жизнелюба, ценителя красоты, любимца женщин и просто великолепного собеседника.
Константин Кениг, несмотря на молодость, выглядел уставшим, как человек, долго поживший и много повидавший. Даже ростом как будто бы сделался пониже. После того как они обменялись рукопожатиями, Карл Фаберже предложил, указав на мягкие стулья подле стола:
– Садитесь, господа. У вас ко мне какое-то дело? Чем буду полезен?
– Карл Густавович, я с вами дружу уже не один год, – заговорил первым Эдвард Модестович. – И каждая наша встреча для меня как большой подарок. Но сейчас я к вам совершенно по другому поводу… – Фаберже ободряюще улыбнулся. В самом углу кабинета сидел старший сын и с отсутствующим видом рассматривал недавно вышедшую брошюру с ювелирными