Граф, не отрываясь, следит за мной.
– Приступим? – интересуется он, когда я наконец затихаю.
– Пожалуй.
– Для начала хочу уточнить пару моментов… – он берет блокнот, пишет в верхнем углу листа цифру один и несколько раз ее обводит. Не нравится мне, с каким нажимом он ставит после единицы точку.
– Повторение пройденного? – уточняю я.
– Можно и так сказать.
– Это не бесплатно.
Карандаш замирает на точке.
Граф поднимает голову и смотрит на меня таким взглядом, будто не расслышал моей реплики и ждет повторения.
– Не было уговора, что я стану повторять уже сказанное или отвечать на ваши вопросы, – поясняю я. – Хотите дополнительные услуги? Платите.
Граф молчит. Тишина насыщенная, напряженная. Но неопасная.
– Сколько? – наконец, спрашивает Граф.
– Одна чашка кофе, – я с трудом сдерживаю зевок. Ночные истории сложно мне даются по ряду причин.
– Согласен.
Судя по тому, что Граф прихватывает с собой блокнот, мне нужно идти следом.
Пытаюсь не упустить ни малейшей детали, чтобы не оказаться застигнутой врасплох, как вчера со свидетельством о рождении.
Граф легко сбегает по ступеням – даже, кажется, что-то насвистывает. Мимолетно, едва касаясь перил, барабанит по ним пальцами, словно по клавишам фортепьяно. На перилах пыль, горничную он так и не нанял. Следом тянется тонкий шлейф аромата его одеколона – и это самый сильный запах из тех, что я сейчас чувствую. Так в чем же подвох? Неужели именно в том, что подвоха нет? Неопределенность давит.
Сажусь на стул и наблюдаю, как Граф подходит к кофемашине. Лениво потягиваюсь и произношу:
– Предпочитаю заваренный в турке.
Ложечка с молотым кофе замирает над банкой – точь-в-точь, как карандаш над блокнотом некоторое время назад.
– Кристина Арсеньевна Страж-Мережсковская, уроженка Санкт-Петербурга, двадцати семи лет от роду, не кажется ли вам…
– И все равно я предпочитаю кофе, приготовленный в турке. – В этот раз демонстрация его осведомленности нужного эффекта не производит – шок по этому поводу я пережила вчера. Кроме того, похоже, новой информацией – более ценной, чем данные моего паспорта и свидетельства о рождении, – он не владеет.
Граф высыпает кофе обратно в банку. Долго и без энтузиазма ищет джезву. Находит. Варит кофе. Ставит передо мной на блюдце чашку. Не спуская с меня глаз, медленно, шурша по столу, пододвигает сахарницу.
– Две ложечки, пожалуйста, – не унимаюсь я.
Хотела бы улыбнуться, но не могу – наваливаются воспоминания, образы, которые привели меня в этот дом. Думаю, я выгляжу странно, так серьезно ведя эту простенькую игру.
– Две. Ложечки, – Граф кладет сахар в чашку и не просыпает, хотя по-прежнему буравит меня взглядом. Размешивает, скребя металлом по дну.
– Еще что-нибудь?
У меня есть варианты. Но вовремя выйти из игры иногда не менее важно, чем победить.
Граф