– Я же тебе говорил! Я же тебе говорил! Если девица наряжается и бродит по городу среди волков – где уж ей остаться чистой и нетронутой! Говорил тебе: отдай ее замуж, но ты сказал: нет, пусть ходит в школу. Ага, пусть ходит в школу, учится писать любовные письма!
Защититься мне было нечем. Оружие выбили из рук. Я сдалась. Я смотрела на отца с тревогой, с ужасом. Губы его тряслись, он так побледнел – я боялась, что он рухнет. Взгляд его темных, испуганных глаз обратился ко мне. В этом взгляде не было гнева. Нет, не было. Я увидела неизбывную скорбь, набухавшую непролитой слезой.
– Так-то ты отблагодарила меня? – прошептал отец. – Так-то сдержала слово? Сберегла мою честь?
Этот взгляд, эти слова кинжалом пронзили мое сердце. Ранили больнее, чем все побои. Слезы заструились по моим щекам, неверным голосом я выговорила:
– Клянусь, отец, ничего дурного я не сделала.
Отец повернулся ко мне спиной и сказал:
– Довольно! Умолкни! – И вышел из дома, не надев пальто. Я понимала, что это означает. Он лишил меня своего покровительства, оставил на милость братьев.
Ахмад все еще перелистывал письма. Читать он толком не умел, а Саид писал мне скорописью, которую и вовсе нелегко разобрать. Но Ахмад притворялся, будто все понимает, и с трудом прятал под маской праведного гнева свой злобный восторг. Несколько минут спустя он обернулся к Махмуду и спросил:
– Что же будем делать с этим скандалом? Ублюдок принимает нас за бесхребетных трусов. Погоди, я проучу его – на всю жизнь запомнит. Пущу ему кровь. Беги, Али, принеси мой нож. Я вправе пролить его кровь, верно, Махмуд? Он умышлял на нашу сестру. Вот и свидетельство, и доказательство. Его рукой все написано. Скорее, Али! В шкафу наверху…
– Нет! – завопила я в ужасе. – Не трогай его! Он ничего плохого не сделал!
Ахмад рассмеялся. Он обернулся к матери и таким спокойным голосом, какого я давно у него не слышала, сказал:
– Видишь, как она защищает своего любовника? И ее кровь я тоже вправе пролить. Верно, Махмуд?
Глаза матери тоже заблестели от слез. Она принялась бить себя в грудь и причитать:
– Господи, видишь, что за беда на меня обрушилась? Покарай тебя Аллах, девчонка! Что за бесстыдство? Лучше бы ты умерла вместо Зари. Смотри, что ты со мной сделала!
Со второго этажа бегом примчался Али, притащил нож. Ахмад поднялся с таким небрежным видом, словно погулять собрался. Отряхнул брюки, взял нож, поднес его к моему лицу.
– Какой кусочек от него принести тебе на память?
И рассмеялся. Жуткий смех!
– Нет! Нет! – вскрикнула я. Бросилась к его ногам, обвила их руками и молила: – Ради Аллаха, жизнью матери поклянись, что не причинишь ему зла!
Он двинулся к двери, влача меня за собой.
– Молю тебя! Я признаюсь! Я согрешила. Я сожалею…
Ахмад со свирепой радостью глядел на меня. Так и дотащил меня до двери, а там, прошипев площадное ругательство, выдернул ногу и освободился. Али, следовавший за нами по пятам, сильно пнул меня и сбросил с крыльца.
Выходя, Ахмад прокричал:
– Я