– Кровожадная девица, – хмыкнул мужской голос. И мы с миссис Силзбёрн повернулись опять. То заговорил муж подружки невесты. Сидел он прямо за мной, слева от супруги. Мы кратко обменялись тем пустым нетоварищеским взглядом, которым в разгульном 1942 году обменивались, пожалуй, лишь офицеры с рядовыми. Первый лейтенант Сигнального корпуса, он носил очень интересную летную фуражку – с козырьком, но без проволочного каркаса в тулье, что владельцу такого убора обычно придает определенный бестрепетный вид, к коему он, надо полагать, и стремится. В его же случае фуражка подобного результата отнюдь не добивалась. Похоже, она служила лишь одной цели – делать так, чтобы в сравнении с ней мой собственный огромный уставной убор выглядел скорее клоунским колпаком, который нервно извлекли из мусоросжигателя. Лицо у лейтенанта было землистое и где-то в глубине казалось испуганным. Потел он с почти неописуемой чрезмерностью – лоб, верхняя губа, даже кончик носа – до того, что хотелось дать ему соляную таблетку. – Я женат на самой кровожадной девице в шести округах, – сказал он миссис Силзбёрн и еще раз мягко, на публику, хмыкнул. С машинальным почтением к его званию я чуть было не подхмыкнул ему – коротко, бессмысленно, как чужак и призывник, что ясно обозначало бы, что я с ним и всеми остальными в машине заодно, а не против кого-то.
– Я не шучу, – произнесла подружка невесты. – Две минуты – и все, братец. Ох вот бы взять да этими ручками моими…
– Ладно, не заводись, а? Полегче, – сказал ее муж, очевидно располагавший неисчерпаемым запасом супружеского добродушия. – Полегче. Дольше продержишься.
Миссис Силзбёрн снова обернулась к заднему сиденью и оделила подружку невесты только что не канонизированной улыбкой.
– А кого-нибудь с его половины на свадьбе видели? – мягко осведомилась она, лишь чуточку подчеркнув – совершенно благовоспитанно, не более того – личное местоимение.
Ответ подружки невесты раздался с ядовитой громкостью:
– Нет. Все на Западном побережье или еще где. Попались бы они мне.
Вновь прозвучал хмычок ее мужа.
– И что б ты сделала, милая? – спросил он – и машинально мне подмигнул.
– Ну, я не знаю, но что-нибудь бы сделала, – ответила подружка невесты. Хмычок слева от нее набрал децибелов. – Точно бы сделала! – стояла на своем она. – Сказала бы им что-нибудь. То есть. Господи. – Говорила она все самоувереннее, будто понимая, что с подсказкой от мужа мы все в пределах слышимости полагаем ее чувство справедливости, сколь бы юношеским или непрактичным оно ни было, в какой-то степени симпатично прямолинейным, отважным. – Я не знаю, что я бы им сказала.