– Не скажи! – покачала головой Нина Игнатьевна. Она до сих пор не пропускала ни одной премьеры – после смерти супруга театр остался ее единственной отдушиной. – Тебе что-то конкретное нужно?
– Помнишь, ты потащила меня в филармонию на концерт скрипача-вундеркинда?
– А-а, что-то припоминаю… Это когда мы с отцом пытались заставить тебя не бросать уроки фортепьяно?
– Так ты сделала это, чтобы я продолжала занятия?!
Мать тихо рассмеялась.
– Ну, получилось же? Ты закончила-таки музыкальную школу!
– Только вот великой пианистки из меня не вышло, – ухмыльнулась Неля. – Что ни говори, а помимо чугунного зада, необходима хотя бы искра таланта, которого у меня, увы, не было и в помине!
– Ты с тех пор хоть раз за рояль садилась?
– Пару раз.
– Между прочим, у тебя неплохо получалось!
– Ключевое слово – «неплохо», ма. В своем деле надо быть лучшим или хотя бы одним из лучших.
– Так тебе та самая программка нужна? – уточнила мать, роясь в бумагах. – Она вроде даже подписана: ты тогда подошла к тому мальчику и попросила автограф.
– Думаю, я была не первой, кто это сделал: дети «индиго» рано привыкают к славе.
– Ну, не скажи – он так на тебя смотрел…
– Мам, ему тогда сколько, лет двенадцать было?
– Наверное. А ты была чуть постарше… Господи, неужели помнишь? Это ведь сколько лет!
– Нашла! – взвизгнула между тем Неля, сжимая в руках заветную программку. – Вот, Максим Рощин, скрипач… Фото нет, какая жалость!
– Да зачем тебе фото? С тех пор двадцать лет прошло. Даже если бы ты встретила этого парнишку, все равно не узнала бы!
– Не факт, не факт, – едва слышно проговорила Неля, вертя в руках программку. Действительно, узнать во взрослом мужчине мальчика практически невозможно, но Неля была уверена, что не ошиблась. Она отлично помнила тот вечер, когда подошла к сцене с букетиком чахлых гвоздик и, запинаясь на каждом слове, попросила у юного гения автограф. Издали он казался серьезным и очень важным, потому что музыканты из оркестра вели себя с ним как с равным. Однако, едва высокая, нескладная девочка пролепетала свою просьбу, лицо мальчика осветила широкая улыбка, и он, спросив ее имя, размашистым почерком накорябал: «Неле от Максима на добрую память!» Неля обратила внимание на его глаза – темно-зеленые, как болотная вода. Редкий цвет, но не его, а выражение этих глаз она запомнила. Они смотрели сосредоточенно и в то же время мечтательно, словно их обладатель еще не вышел из образа и растерялся, неожиданно обнаружив, что находится в окружении восхищенных слушателей.
– Я все-таки не пойму, зачем тебе понадобилась старая программка, – сказала Нина Игнатьевна. – Что за таинственность?
– Да какая таинственность, мам, – передернула плечами девушка. – Кстати, ты не в курсе, этот Максим Рощин еще концертирует? Или вырос и забросил свою скрипку?
– Не знаю. Частенько вундеркинды, вырастая,