набил Вовану наглую морду – да так, что зубы вылетали подобно стреляным гильзам из автомата.
Кстати, следствием того мордобоя было и то, что главный «экс» рассёк надвое Пакостину кончик языка. За эту метку Палача и наградили третьей и последней уголовной «кликухой» – Змей.
Вован мордобой «за крысятничество» принял беспрекословно, внешне соблюдая блатное достоинство. Он и виду не подал, что затаил зло.
– Мерси за науку, Авиатор, – сказал Вован, отплёвываясь и отирая физиономию от крови и песка. – Жадность фраера сгубила…Моя подлянка, чего уж там. Мерси.
– Хавай на здоровье! – добродушно ответил отходчивый Лёха. – Сдачи не надо, оставь себе.
На том конфликт сочли исчерпанным. Правда, в конце того лета Авиатор разбился: у него отказал ранцевый аппарат при затяжном прыжке на аэроболид. По всей вероятности, сдачу кое от кого он всё же получил.
После смерти вожака лидерство в лихой группировке «авиагопников» захватил Вован Палач, прибрав к рукам немалое Лёхино «наследство» в виде «общака». Он также переориентировал банду в чисто уголовное русло, абсолютно лишив её деятельность романтического флёра – Пакостину, в отличие от Авиатора, деньги по благородству происхождения не перепадали.
Щедроты же покойного «экса» объяснялись достаточно прозаично: его отцом был «не какой-нибудь учителишко», а сам олигарх Лонской. Последнее обстоятельство едва не сыграло в судьбе Вована роковую роль – Льву Максимовичу донесли, кто лишил его бедового, но любимого чада.
Да, пропащий сынок был головной болью Лонского, но бесконечно дорогой головной болью. И всемогущий магнат науськал своих опричников на убийцу. Так началась охота на самого Палача. Вот только Пакостин был не лыком шит. Скоро он в уголовной среде нашёл такую нишу и занял такой трон, что до него стало непросто дотянуться даже Лонскому. Впрочем, это вторая
часть повествования о прошлом Вована.
6
Уголовный мир столь же подвержен изменениям, как и всё прочее под луной. За последние десятилетия традиционные воры в законе и паханы сжились с властями в том смысле, что негласно поделили сферы влияния и установили правила игры. Так, трогать вора в законе, который «не высовывался», не лез в политику и жил «по понятиям», для государственной верхушки было «западло». Зато убивать «честного мента», «порядочного вертухая» или «идейного депутата», если те «не беспредельничали» над блатными, для братанов тоже стало «не комильфо». И обе стороны устоявшийся порядок в основе своей устраивал.
Стало быть, не зря на надгробном памятнике одного из журналистов коллеги начертали