– Видишь? – Издалека, из «газика» показал партийный секретарь товарищ Ложкин бумажный рубль.
– Чего?
– Хочешь?
Товарищ Ложкин всегда задавал такой вопрос. Может, верил, что однажды Виталик не захочет.
– А чего?
– А вот снеси куда надо, – Ложкин сунул Витальке вчетверо сложенную бумажку и заметил торчащие из кармана сигареты: – Куревом балуешься?
– Да нет, это для деда.
– Скажи деду, что вредно курить.
– Не могу.
– Это почему?
– Да он меня в чулан за такие слова.
– И правильно сделает.
6
Возле знакомого дома Виталик оглянулся.
Утром бабка сказала, что непутевая семейка отправилась к родственникам на другой край села, но мало ли… Осторожно скрипнул калиткой… Правда, никого… Корзина на крылечке, на дверях висячий замок… От такого запустения тревожно пахнуло ветерком с огорода, понесло запахом теплых подсолнухов, огуречной ботвы. Взглянул на знакомое местечко между грядок, где обычно загорала Светлана Константиновна, и сердце неровно застучало.
Решительно прошел к огуречным грядкам.
Пахло сухой землей. Царапались жесткие, как жестяные, листья. Чрезвычайно смелые букашки прыгали на руки. А самих огурцов оказалось гораздо больше, чем думал Виталик. Были среди них крупные и не очень. Были помельче. Были совсем мелкие. Некоторые начали желтеть. Но Виталик без раздумий рвал все подряд. Крупные потому, что Светлане Константиновне тяжело таскать такие, а маленькие потому, что растут быстро, а значит, Светлане Константиновне все равно придется их таскать. Пару огурцов Виталик было надкусил, но от них несло теплом, прелью. Если бы я был царем, подумал щедро, огород Светланы Константиновны убирали бы маленькие черные эфиопы. Беспрерывно и весело. Впрочем, он и сам хорошо трудился. За каких-то полчаса заполнил всю корзину. Парник среди огорода стал каким-то осенним: хрупкие переломанные огуречные плети потемнели, колючие листья скукожились.
– Вот те нате, хрен в томате!
Обернувшись, Виталик с ужасом увидел свою любимую классную руководительницу, а рядом ее поддатого механизатора. Наверное, хорошо сходили к родственникам. Светлана Константиновна вся светилась, как праздничный огонь, даже не сильно были заметны подсохшие царапины на лбу, а механизатор изумленно сверкал фонарем, удачно посаженным под левый глаз. На первый взгляд совсем как человек. но зарычал совершенно не по-человечески: «Запорю! Оторву все, что оторвать можно!» Даже странно, что такое предложение могло понравиться учительнице. Непонятно, что бы она стала делать со всем этим оторванным у Витальки добром, но она тоже всплеснула руками: «Ой, люди добрые! Он даже семенные выбрал!» Пришлось мчаться к мохнатому кедру, поднимающемуся на краю огорода над глухим высоким забором, а потом торопливо карабкаться по стволу, сперва шелушащемуся и скользкому, как намыленному, а потом утыканному хрупкими горизонтальными сучьями.
Устроился в тугой развилке.
Нежно пахло смолой. Висели сизые шишки, как ананасы.
Ну