Она отвернулась, взяла бокал с вином, отошла к окну, выкурила сигарету и вернулась.
– Иоганн умер в одна тысяча семьсот пятьдесят восьмом. Его брат Людвиг в эти годы жил и работал уже во Франции. Он забрал нас к себе. Во Франции Людвига очень ценили как врача, и круг его пациентов простирался до двора их величеств. Людвиг познакомился с Сен-Жерменом, познакомил и нас с сестрой…
– Ого! – привскочил Глеб. – Это гениальный алхимик и авантюрист? Тот? Его потом призвали в Учителя, в … Шамбалу?!
– Тот.
– Чтобы вас слушать и не свихнуться, нужно выпивать и… иронизировать.
– Сен-Жермен – важный, влиятельный и загадочный граф – обратил внимание на наши с сестрой способности отводить глаза и прочее. Дядюшка Людвиг заболел и вскоре умер. Теперь Сен-Жермен взял нас на содержание. Я не имею в виду денежные средства (мы, хоть и скрывали это, были богаты), а … этот Сен-Жермен, будучи посвящённым (или предпосвящённым), был ещё и растлителем юных прелестниц, таких как мы. Он всё изучал. Укладывал нас с собой в кровать и играл с нами. Он говорил: чтобы познать всё, нужно открыть все запертые и запретные врата. И мы открывали и получали неизъяснимое удовольствие и истинное блаженство. Я имею в виду не только «постель». У него была идея «Матери мира».
Интересовали его женщины особенные, наделённые страстью и силой. Когда он рассказывал нам о его встречах с Марией Стюарт, а затем с Екатериной Второй… Что опять с вами? Да, это я… увлеклась. Потом, позже о них… Так вот, после близкого общения с графом мы стали буквально читать мысли людей! Особенно мужчин. Их желания. Научились манипулировать людьми, особенно мужчинами. Особенно Даниэла. Нет, нет, мы не использовали свой Дар в корыстных целях. Нет! Наоборот, бедняжка Даниэла прожила в вечной влюбчивости и в вечной зависимости. Наивность! Считает, что нас спасёт Любовь. Та Любовь, что сильнее Смерти. У меня оказалось по-другому… И у нас нет… детей. Не может быть…
Она сделала длинную паузу, о чем-то вспоминая. «Ясно, о чём думает. – Глеб отметил мысленно. – Романы «Мужчины в её жизни».
– Мне похвастать нечем. – Мона тоже читала мысли Глеба. – Настоящей страсти и любви… наперечёт пальцев… За триста-то лет! А сейчас жалею. Слава Богу, хоть куртизанкой была честной. Не только любовницей – и другом, и матерью, и сестрой. А дочерью – нет. – Голос вновь задрожал, затем стал гулким. Уже не здешний, а эхо.
«Эхо времени», – красиво подумал Глеб, и попытался успокоить женщину.
– Куртизанки Венеции остались в истории как самые изысканные, образованные и умелые из женщин.
– Да… Устала… Давайте зажжём свечи, много свечей, послушаем Грига или… Шопена… Что предпочитаете?
– Ноктюрны Шопена… Время-то уже… – ответил Глеб Сергеевич.
– Да, я понимаю. Устали. У меня только пара вопросов. Первый: откуда у вас карты? – Она начала напряжённо