– Где же та беда, которую вы предсказывали, капитан Ларсен? – весело спросила она.
Он взглянул на нее, и черты его на миг смягчились.
– Чего же вы ожидали? Что они возьмут нас на абордаж и перережут нам глотки?
– Чего-нибудь в этом роде, – призналась она. – Обычаи охотников на котиков так новы и странны для меня, что я готова ожидать чего угодно.
Он кивнул.
– Вы правы, вы совершенно правы. Ваша ошибка лишь в том, что вы не ожидали самого худшего.
– Как? Что могло бы быть хуже, чем если бы нам перерезали глотки? – с наивным и забавным удивлением спросила она.
– Опустошение наших кошельков, – ответил он. – В наше время человек устроен так, что его жизнеспособность определяется его деньгами.
– Кто отнимет мой кошелек, отнимет у меня немного, – сказала она.
– Кто отнимет мой, отнимет у меня право на жизнь, – ответил Вольф Ларсен. – Он отнимет мой хлеб, и мясо, и постель и тем самым подвергнет опасности мою жизнь. Когда у людей пуст кошелек, они обычно умирают, и притом самым жалким образом, если только им не удается достаточно быстро наполнить его вновь.
– Но я не вижу, чтобы этот пароход покушался на ваш кошелек.
– Подождите и увидите, – мрачно ответил он.
Долго нам ждать не пришлось. Обогнав на несколько миль наши лодки, «Македония» начала спускать на воду свои. Мы знали, что на ней четырнадцать лодок, тогда как у нас было всего пять – одной мы лишились благодаря бегству Уэйнрайта. Маневр «Македонии» испортил нам охоту. За нами котиков не было, а впереди линия из четырнадцати лодок, словно огромная метла, сметала находившееся там стадо.
Наши лодки вскоре вернулись ни с чем. Ветер упал, море становилось все спокойнее. Такая погода, при наличии крупного стада, могла бы обеспечить прекрасную охоту. Подобных дней бывает не больше двух или трех даже в удачный сезон. Охотники, гребцы и рулевые, поднимаясь на борт, кипели злобой. Каждый чувствовал себя ограбленным. Со всех сторон сыпалась ругань, и если бы проклятия имели силу, то Смерть-Ларсен был бы обречен на вечную гибель.
– Чтоб он сдох и был проклят на десять вечностей, – злился Луи, и глаза его сверкали, в то время как он привязывал свою лодку.
– Прислушайтесь, и вы сразу же узнаете, что больше всего волнует их души, – сказал Вольф Ларсен. – Вера? Любовь? Высокие идеалы? Добро? Красота? Правда?
– В них оскорблено врожденное сознание права, – заметила Мод Брюстер, присоединяясь к разговору.
Она стояла немного в стороне, одной рукой придерживаясь за ванты и мягко покачиваясь в такт качке шхуны. Она не повысила голоса, и все же я был поражен его ясным и звонким тоном. О, как он ласкал мой слух! Я едва осмелился взглянуть на нее, боясь выдать себя. На голове у нее была мальчишеская шапочка, светло-каштановые пушистые волосы сверкали на солнце и окружали, словно ореолом, нежный овал ее