– А как еще я должен к себе относиться? Мне, может, жить осталось несколько месяцев! – с горячностью воскликнул я, и от жалости к себе у меня чуть слезы не навернулись на глаза. – Или тебе смерть кажется просто забавой?
– Нет, что может быть забавного в смерти? – пожав плечами, буднично сказал тот. Еще больше откинувшись на спинке, Абармид закинул ноги на стол и в этой расслабленной позе сцепил пальцы на затылке, поддерживая голову. – Но и ничего особенного в ней тоже нет. Смерть ничуть не важнее любого другого события в мире. Это люди наделили ее ужасными чертами и придумали страшные картинки, чтобы пугать ею детей с самого рождения.
– И как же ты предлагаешь к ней относиться, хотелось бы мне знать? – хмурясь, спросил я. – Как к чистке зубов?
– Почему бы и нет? – безмятежно отозвался тот. – Но лучше воспринимать ее как приключение. Или даже как игру, развлечение. Так следует относиться ко всему на свете. Жизнь, смерть, мусор на дороге, нищета, богатство, звери, люди – абсолютно все равны. И абсолютно все неважно.
– Абсурд какой-то, – проворчал я, недовольный его уничижительной идеей «всеобщего равенства». – А что же тогда важно?
– Важно лишь, присутствует или не присутствует дух в том, что ты видишь, и в том, что ты делаешь.
– Знаешь, слово «дух» для меня слишком уж абстрактно, – сказал я. – Как я пойму, присутствует ли дух в том, что я делаю, если не имею ни малейшего представления о том, что это такое?
– В мире есть то, чего нам не дано знать. Люди даже не знают, кто они на самом деле. Ты – загадка. Как и я. Как и все сущее во Вселенной. Но дух – это величайшая загадка мироздания. Мир духа скрыт за повседневностью, за миром обыденных вещей. Однако он то и дело прорывается к нам. И мы прорываемся к нему, чаще всего неосознанно. Нам не дано знать, что такое дух, но все же мы можем иметь с ним дело. Как только ты научишься его распознавать, сразу станешь зрячим. Глаза духа дают истинное зрение.
– Значит, именно благодаря присутствию духа ты сумел узнать мой чемодан в аэропорту? – спросил я, чувствуя, что знакомое с детства выражение вдруг приобрело новое, мистическое значение. – Ты увидел его глазами духа?
– Ну да, именно так, – кивнул Ашатаев и неожиданно воскликнул: – О, я смотрю, в тебе происходят изменения!
Не знаю, о каких изменениях во мне говорил Абармид, но в тот момент мне почудилось, что он сам начал трансформироваться. Тело шамана вдруг потеряло твердые очертания: контуры чуть расплылись, будто нарисованные неуверенной рукой начинающего художника, а вокруг головы и рук возникло зыбкое голубоватое свечение. Его голос тоже странно преобразился – приглушенные звуки словно проходили сквозь толщу воды:
– Закрой глаза и повторяй про себя: «Дух, мне нужен дух, мне нужно присутствие духа».
Я послушно сомкнул веки и начал произносить эти слова снова и снова, пока не услышал собственный голос, идущий как бы со стороны, точнее,