– А что, Келлан и вправду… делает записи? – Ее брови многозначительно поднялись. Я поморщилась: подслушала, черт возьми. При виде моей реакции Хейли немедленно сделала большие глаза и переключилась на стряпню. – Извини, не надо было спрашивать. Тебе, конечно, не хочется говорить…
Вид у нее был немного смущенный.
Райли, не вполне понимавший, о чем идет речь, пришел в недоумение:
– Хейл, он делает много записей. – Он поднял на меня глаза – святая невинность. – В Сети есть уйма роликов.
– Ага, точно… – покраснела я и прикусила губу. – Там записей полным-полно.
Зная, насколько была права, я вздохнула.
– Извини, – беззвучно прошептала Хейли, гримасничая.
Я кивнула. Незачем беспокоиться об отснятом материале. Наверное, когда-нибудь да всплывет, но это не имело значения. Я переживу. Дело того стоило. Ради жизни с Келланом я, быть может, стерпела бы и большее. Нет, я этого не хотела, но, если придется, готова справиться с любой напастью, коль скоро это означало быть его женой.
Келлан вернулся через несколько минут с гитарой. В записи лос-анджелесского альбома наступил перерыв, и он, как всегда, приволок свою любимицу домой. Она была для него чем-то вроде залога безопасности, и он не мог расставаться с ней надолго.
Я улыбнулась, глядя, как он усаживает Райли на стул и вручает ему драгоценный инструмент. Казалось, что Райли вот-вот лишится чувств от волнения. Глаза Келлана блеснули при виде такого ажиотажа, как будто Райли напомнил ему его самого. Я не стала их трогать и попыталась помочь Хейли с завтраком. В холодильнике нашлась зимняя дыня, и я принялась нарезать ее большими ломтями, когда гитара издала пронзительный нестройный звук.
Келлан стал показывать Райли, как брать аккорд, и я, прислушиваясь к его инструкциям, вспомнила о первой попытке Келлана научить и меня. Как его руки легли поверх моих, как он задышал мне в ухо… Я улыбнулась. Тогда меня мучила совесть из-за того, что мне так нравилось это занятие. Наверное, так будет и впредь. Мы поступили плохо, и я это знала. Я преподносила наш флирт как безобидные ласки, однако в них не было ничего невинного. Я хотела его, а он – меня. Я любила его, а он – меня. Мы были не правы абсолютно во всем. Но я не могла не улыбнуться, вспоминая об этом.
Сквозь шипение бекона и звуки гитары из гостиной доносились голоса Гэвина и моих родителей. Странно – папа оглушительно расхохотался. Гэвин, видно, был так же мил, как и его сын, – нечто общее в генах. «Боже, помоги женщинам, если у нас будет сын», – подумала я.
Когда завтрак был почти готов, Гэвин нарисовался в арочном проеме, разделявшем столовую и гостиную. Он просиял при виде трех своих чад. Пересекшись с ним взглядом, я широко улыбнулась, довольная тем, что ему представился вожделенный шанс пережить все заново с Келланом. Я отлично знала, какое это счастье – получить второй шанс, благо Келлан дал его мне. Я кивнула Гэвину, когда тот присел на стул рядом с Райли.
Райли взглянул на него:
– Слышал, пап? Я наконец сыграл правильно!
Горделивая