Было воскресенье. Поэтому, скорей всего, звонил церковный колокол, оповещая о начале утреннего богослужения. Звук разнесся по всей округе. Ведь единственное, что может преодолеть туман, – это звук.
Мальчик шел по железнодорожным путям. Туман еще не поглотил всю сушу полностью, однако, раскидывая свою тончайшую сеть, постепенно, один за другим стирал очертания предметов. Заросли раньше срока распустившихся космей по обочинам железнодорожной насыпи, увязнув в паутине тумана, казалось, дрожали от страха.
Мальчишке было десять лет. Но по сравнению со сверстниками он был до крайности малорослым и щуплым. Его светло-голубая полосатая футболка насквозь пропиталась туманной влагой.
Мальчик шел по рельсам. Казалось, с ним что-то не так: он прихрамывал, подволакивая ногу. Однако вскоре наползающий с моря туман окутал его силуэт, сделав почти невидимым. А затем и окончательно поглотил. Рельсы под ступнями мальчика начали равномерно подрагивать. И он ощутил это.
Воскресное богослужение церкви Великой Славы, расположенной в самом центре Муджина, началось в десять утра. Церковный двор уже полностью погрузился в туман. Со стоянки то и дело раздавался скрежет – то сталкивались машины припозднившихся прихожан. Свет фар был бессилен: плотное белое одеяло накрыло всё и вся. Хор голосов под сводами церкви читал Священное Писание: никогда Тьма не одержит победу над Светом, – а туман продолжал всасывать в себя трепещущие огни. Охранник на стоянке невзначай уронил на землю ключи и теперь, согнувшись в три погибели, безуспешно пытался их найти. Наконец, с трудом нащупав связку в непроглядной пелене, он недовольно пробормотал:
– Проклятый туман… черт ногу сломит.
Звуки хора в сопровождении органа заглушили его ворчание.
Рельсы задребезжали. Мальчонка обернулся. Поезд, мчавшийся по пологой дуге, приближался на полном ходу. Парнишка широко раскинул руки ему навстречу. На его лице мелькнула то ли слабая улыбка, то ли слабая гримаса… А через секунду раздался вопль. Не поддающийся описанию дикий крик, в котором нельзя было разобрать отдельных звуков. Поезд загудел. И тело мальчишки взлетело в воздух, невесомое, как попкорн, и влажная земля окрасилась алым. Но туман все скрыл. Поезд унесся, и вокруг установилось глубокое затишье, будто глубоко под водой. Веки мальчика в последний раз дрогнули и замерли, зрачки слепо уставились в молочно-белую мглу.
Когда Кан Инхо остановился отдохнуть, зазвонил сотовый. Это была жена. Не прошло и часа, как он выехал из дома. И хотя именно она решила, что останется с дочкой в Сеуле, а в Муджин он отправится один, в ее голосе чувствовалось сожаление.
– За рулем?
– Нет. Остановился передохнуть.
Непохоже, что она звонила по делу. Видимо, только после того, как он погрузил свою нехитрую поклажу в машину и уехал, она осознала, что его долго не будет рядом. Внезапно нахлынули жалость к жене и досада на обстоятельства, что ему пришлось вот так оставить семью.
– Куришь, поди? Теперь вдали от меня и пилить будет некому…
– Да ладно тебе, не накручивай. Глядишь, следующей весной переберетесь ко мне в Муджин. Устроим Сэми в местный садик.
В трубке послышался смех:
– Да-да, только для начала пусть тебя назначат штатным преподавателем.
Пока в Муджине ему предложили временную ставку. Да и об этом, не будь у жены связей, не стоило и мечтать. Случай свел ее с однокашницей по женской высшей школе, у которой в родне как нельзя кстати оказался кто-то из управляющих интернатом «Чаэ», и жена, умеющая хорошо ладить с людьми, видимо, попросила подругу похлопотать за мужа. После окончания университета Кан Инхо какое-то время преподавал, однако вскоре вместе с приятелем занялся небольшим одежным бизнесом. И если бы не прошлогодний экономический кризис, накрывший весь мир, кто знает, возможно, этим воскресеньем он летел бы самолетом на их фабрику в Китае. Вспомнила про его преподавательский опыт опять-таки жена. К тому времени он уже шесть месяцев сидел без работы, и любым способом нужно было выкарабкиваться и искать хоть какие-то средства к существованию. Слава богу, перед окончательным крахом бизнеса они успели закрыть фабрику. Чудом было и то, что их квартира в пригороде Сеула не пошла с молотка. Однако срочные вклады с внушительными сбережениями уже давно пришлось закрыть, а также расторгнуть страховки.
Когда жена после встречи с одноклассницей впервые заговорила об этом, он на время потерял дар речи.
– Преподаватель? Преподаватель в спецшколе, говоришь? Еще и глухонемых детей! После университета у меня на руках корочка обычного преподавателя. Сто лет уже прошло; как я смогу кого-то учить?
Жена, глядя на него, расхохоталась:
– Все-таки у тебя напрочь отсутствует гибкость…
Остаток фразы – мол, именно потому и погорел его бизнес – она пробормотала невнятно, будто бы про