То, что Лупцов увидел на улице, поразило его не меньше, чем экзотическая смерть соседа. Если сутки назад попадались лишь отдельные островки необыкновенной плесени, то сейчас абсолютно все: и земля, и асфальт, и скамейки перед домом, и ощипанные кусты вдоль фасада – все было покрыто ровным серебристо-голубым ворсом. Плесень добралась даже до окон первого этажа, до половины окутала стволы деревьев, и даже страх перед неизвестной опасностью не помешал Лупцову восхититься этим фантастическим, неземным ковром с голубоватым металлическим блеском.
Лупцов пришел в себя, когда увидел на обратной стороне проспекта, у булочной, живой факел. Какой-то бедолага облил себя бензином и подпалил, а затем от невыносимой боли начал метаться по тротуару и истошно орать. Упав, несчастный принялся кататься по асфальту, пытаясь сбить пламя, но вскоре затих. Бензин прогорел довольно быстро, а обгоревшие лохмотья еще долго дотлевали на обуглившемся трупе.
Прикручивая сумку веревками к багажнику, Лупцов торопился. Он бормотал какие-то проклятия, искоса поглядывал на обгоревший труп и думал о том, что жизнь, в сущности, кончилась и для него и что отвоеванные у смерти несколько дней лишь продлят его мучения, а затем сделают невыносимой и саму мысль о смерти. Лупцов вспомнил, что когда-то он уже думал о возможной гибели человечества. Вспомнил о том, какой страшной показалась ему эта мысль, но если тогда это были досужие фантазии, то сейчас «зверь с семью головами и десятью рогами» предстал перед ним воочию. Вид развороченного фасада булочной на фоне холодного, леденящего душу апокалипсического пейзажа символизировал собой что-то глубоко враждебное человеку, какой-то новый исторический период в жизни планеты. Люди с такой легкостью были исключены, выброшены из общего хода жизни, что Лупцов подумал: «Нас просто выгоняют. Нас стало слишком много, и Некто решил провести дезинсекцию. А мог бы откачать воздух или погасить солнце. Люди больше не нужны. И неизвестно, сделали мы то, для чего появились, или нет? И спросить не у кого».
Он уже отъехал на порядочное расстояние от дома, миновал два перекрестка и свернул к Кольцевой автодороге. В абсолютной тишине слышно было, как под колесами велосипеда похрустывают сочные стебли плесени.
Страшная обида за все человечество душила Лупцова: их прогоняли, не предъявив никакого обвинения, хотя о содержании последнего легко можно было догадаться.
Изредка на своем пути Лупцов встречал все тех же странных лжелюдей. Они возникали на дороге вдруг, поодиночке и целыми компаниями, перебегали дорогу перед самым носом у Лупцова, занимались на обочине разным непотребством и гоготали, словно урловые подростки в последнем ряду кинотеатра при виде голой задницы на широкоформатном экране. Кривляния их походили на бестолковые и суетливые игры обезьян, и это было тем более страшно и непонятно, потому что выглядели они вполне нормальными людьми, гораздо более нормальными, чем некоторые сослуживцы или