– А это вот, Паша, Мария Михайловна. – И выжидательно посмотрел на сына. У Павла как-то отлегло от сердца.
– Да мы вроде как уже познакомились. – Павел шагнул к ее протянутым рукам, и они тоже поцеловались.
– Ну, проходи, проходи…
Мария, глядя на обоих, всплеснула руками:
– Ну, до чего ж похож, а, Ваня? Я ведь его сразу признала!
– Похож, похож, не чужой ведь.
– Ой, я побегу. У меня ведь, Паша, баня топится! Я как знала, топить взялась, только теперь уж покрепче протоплю. Ты ведь, Паша, париться любишь?
– Да, можно…
– Ну и хорошо!
Обычные для такого случая полчаса сбивчивого разговора: как там наши, как ваши, как дорога… Разбирал суетливо сумки, доставал гостинцы. Пока говорили, Павел разглядывал дом.
Все в доме было то же, что и прежде, при матери, даже запахи. Правда, появились новые цветастые обои и занавески на окнах, в углу стал новый трельяж. Но даже не это изменило дом, чего-то еще не хватало, и Павлу было от этого как-то тоскливо. Но разглядеть толком было некогда, Мария Михайловна суетилась, накрывая стол, заносила с кухни тарелки.
– Может, перекусите, пока баня протопится?
– Да вы не беспокойтесь, я неголодный.
Топить баню отец прежде никому не доверял. Всегда делал это сам. Павел заикнулся было помочь с дровами или воды принести, но Мария только замахала руками:
– Сиди, сиди, Паша, я сама, у меня уже все припасено. Сейчас только пойду прикрою дверь, там угар уже вышел, да подложу дров еще разок. – И выбежала из избы.
Отец хмыкнул, кивнув ей вслед:
– Видишь, на всем готовом живу.
Через минуту Мария вернулась.
– Ну, вот, одна нога там, другая здесь. Давайте, мужички, идите, баня готова.
– Хватит тебе суетиться.
– Ну а как же! Не каждый день-то сын приезжает. Идите давайте. Белье вот возьмите. – Она подала им белье, коротко и ясно глянула на Павла. – У тебя, Паша, вижу, размер отцов, должно подойти.
– Да у меня есть…
– Бери, бери, потом разберемся. Рубаху кинь там в тазик, я потом простираю, а чистую я тебе потом подберу. У отца новые, ненадеваные висят.
– Спасибо. – Павел взял стопку белья.
– Ваня, ты смотри не увлекайся там.
– Ладно…
В темном предбаннике розовела печная заслонка. Павел живо разделся. Отец снял только рубаху, сел на лавку.
– Ты, Паш, иди. Я – попозже.
Павел сел рядом на холодную лавку.
– Что, прихватывает?
– Ну. Давление. Я только ополоснусь потом. А парильщик из меня теперь хреновый. Иди попарься.
У Павла подкатил ком к горлу.
– Бать… Ты это… Ты теперь поменьше дергайся. А?
– Ладно, иди, застыл сидеть. Лавка холодная.
Павел весело встал, зашлепал по голому животу, как по барабану:
– Эх, топится, топится в огороде баня!
И весело парился, постанывал под веником от жара, гремел тазом.
Эх, не топись, не топись в огороде баня,
Эх,