Через четыре с лишним года произошла вторая оплошность, и ответственность за нее уже можно было официально возложить на “проклятых томми”. Получив ложные данные о том, что крупное немецкое соединение должно быть переброшено из Фрайбурга, 27 и 28 ноября 1944 года четыреста сорок один бомбардировщик Королевских ВВС обрушил на город тысячу девятьсот тонн британской стали, согласно плану – чтобы поразить его железнодорожную инфраструктуру. Получилось, правда, что в состав этой инфраструктуры входили также жилые дома, церкви, книжные магазины, рестораны, пекарни, кафе, парки, университетские корпуса, школы – весь городской центр за единственным исключением самой высокой постройки во Фрайбурге, величественного собора, и сейчас являющегося доминантой городского пейзажа. По окончании бомбежки храм Божий остался стоять посреди руин одиноким вызовом, как бы показывая средний палец Уинстону Черчиллю.
В отличие от предыдущего налета на этот раз горожане получили какое-то подобие предостережения. Но не сигналы воздушной тревоги и не радиообъявления первыми заставили большинство из них отправиться в укрытия. Первым был одинокий селезень, всего лишь птица, но птица, по-видимому, наделенная одновременно даром ясновидения, авторитетом и способностью убеждать. Прежде чем кто-либо мог увидеть или услышать первый британский бомбардировщик – по крайней мере, кто-либо из людей, – этот селезень забил крыльями, громко заклекотал, глядя вверх, и стал производить такой шум своими движениями, что все, кто находился поблизости, обратили на него внимание и заторопились в убежища. По этой причине многие фрайбуржцы смогли пережить авиаудар. Останки же их смелого пернатого земляка потом обнаружили в куче развалин.
Сразу за границей Альтштадта, улицей Леопольдринг, если перейти ее по пешеходному мосту и спуститься в парк Штадтгартен, пройти мимо фуникулера, который может отвезти вас на вершину Шлоссберга, и мимо амфитеатра с треугольной крышей, посреди пруда, населенного фонтанами-грибками, можно увидеть черную мраморную скульптуру, запечатлевшую знаменитого селезня в его судьбоносную минуту – выгнувшегося клювом к небесам и выкрикивающего свое грозное предупреждение. “Божье создание сетует, упрекает и предостерегает”, – высечено на основании статуи.
Этими же словами с полным правом можно было бы надписать статую Альберту Герингу, если бы такая существовала. Подобно фрайбургскому селезню Альберт умел нутром чувствовал надвигающуюся опасность и был движим