«Временное правительство, – указывала, она, – твёрдо верит что революционная армия России не допустит, чтобы германские войска разгромили наших союзников на западе и обрушились всей силой своего оружия на нас. Укрепление начал демократической армии, организация и укрепление боевой силы её как в оборонительных, так и в наступательных действиях будут являться главнейшей задачей Временного правительства».52
Сочтя одну только декларацию недостаточной, наследующий день Г.Е. Львов, сохранивший пост премьера, счёл очень важным лично для себя ещё раз заверить Париж и Лондон в верности Петрограда принятым перед Антантой обязательствам. «Установившееся на фронте фактическое перемирие, – заявил он журналистам, – давшее основание германскому канцлеру высказать позорное для России предположение о возможности сепаратного мира, должно быть прекращено. Страна должна сказать своё властное слово и послать свою армию в бой». Львову вторил и новый министр иностранных дел М.И. Терещенко: «Свободная Россия должна доказать, что она верно выполнит взятое на себя обязательство объединённой борьбы и взаимной помощи».53
Слова эти, более похожие на заклинание, не были лишь обещанием на будущее. В большей мере они являлись извинением за то, что уже произошло. За так и не начатое наступление русской армии весной одновременно с союзниками, которые, тем не менее, попытались прорвать «Линию Зигфрида» и вытеснить немцев с французской территории, выйдя к бельгийской границе. Франко-английские силы, надеясь на согласованную загодя поддержку на Восточном фронте, начали 9 апреля операцию, через месяц завершившуюся для них тяжким поражением. Потерей 340 тысяч человек, в том числе и 5 тысяч из состава Русского экспедиционного корпуса. Настоящим разгромом, в котором не без серьёзных оснований винили Петроград, его неспособность добиваться наиважнейшего в дни войны.
И вот теперь, уже в июне, предстояло вновь попытаться совместными усилиями всё-таки нанести решающий, окончательный удар. Принудить Германию капитулировать. Потому-то Керенский, сменивший А.И. Гучкова на посту военного и морского министра, патетически пообещал: «Я уезжаю на фронт и – я уверен – буду иметь полное основание рассеять тот пессимизм, который сейчас очень распространён даже среди некоторых начальственных лиц.54
Керенский действительно выехал на фронт – уже 9(22) мая. Объехал его от севера до юга. Побывал в Гельсингфорсе, Риге, Двинске, Минске, Каменец-Подольске, Одессе, Севастополе. Посылал отовсюду в адрес правительства телеграммы, полные экзальтированного восторга и эйфорической уверенности. Заодно обратился к армии с воззванием, призвав её готовиться к наступлению. «Вы понесёте, – писал он выспренне, – на концах штыков ваших мир, правду и справедливость. Вы пойдёте вперёд, скованные дисциплиной долга и беззаветной любви