– Мы еще постараемся решить данный вопрос в твою пользу, – приободрил Лукин. – В случае успешного результата исследований. Думаю, нам даже удастся…
Кане вдруг надоело слушать заумную болтовню. Взор застила красная пелена. Он молниеносно вскочил с койки, обхватил Лукина руками, намертво вцепился присосками. Клыки выдвинулись изо рта, раскрылись, обхватили голову Евгения Константиновича. Кана почувствовал себя львом в цирке, которому укротитель засунул голову в пасть.
– Вы что делаете? Прекратите немедленно! – запротестовал Айдынов. Схватил было Кану за плечо, чтобы утихомирить. Но заглянул в страшные выпуклые глаза Каны, следившие за его движениями, и отдернул руку.
А Климов, молодец, не растерялся. Покачал головой, языком зацокал.
– Отпустите Женю, голубчик, чего вы взъелись? Сейчас мы вас накормим. С компенсацией решим вопрос, не проблема. Все в порядке, вы в надежном месте.
С верхнего клыка на ухо Лукина потекла струйка зеленоватой слюны. Коснулась и оставила сильный ожог, как от кислоты. Евгений Константинович застонал, задергал головой от боли, попытался освободиться.
– А вот это уже лишнее, голубчик, – сказал Климов. – Зачем человека обижаете? Отпустите, пожалуйста.
И Кана успокоился. Клыки убрал, расслабился, повалился назад на кровать. Пробормотал: «Извините» и отвернулся.
– А ничего, все в порядке, – успокоил Артур Николаевич. – Как вы, Евгений Константинович? Пойдемте, ухо обработаем.
Айдынов повел Лукина к выходу, а Климов задержался. Поглядел на Кану, утешил:
– Ничего, Канат, скоро все образуется.
И тоже пошел к двери. Кажется, он довольно улыбался.
Видно, в пищу подложили снотворное. Как еще объяснить, что после плотного обеда Кана не хотел и пальцем пошевелить. А потом уронил голову набок и захрапел.
Проснулся, а за окном уже стемнело. Голова тяжелая, будто булыжниками набитая. На новых руках и ногах следы от уколов. Вот нелюди, собрали анализы, пока он спал сном младенца. Поэтому и усыпили, как медведя в зоопарке. Боятся, что он кому-нибудь голову откусит.
– Вот хрюндели очкастые, – пробормотал Кана. Это что теперь, каждый раз так усыплять будут?
Светодиодная лампа горела над головой. Окно в палате большое, на пол-стены, сверху приоткрыто. Закрашено непроницаемым серебристым материалом, снаружи не видно, что внутри творится. Из палаты окрестности тоже не разглядеть.
Прислушался Кана, лежа на койке, а во тьме сверчки трещали, птичка задумчиво тенькала. Ни рева автомобилей, ни гудков тепловозов или стука колес по рельсам, как в его квартирке. И пьяных голосов с улицы тоже не слышно. Благодать, в общем.
Лежал Кана, слушал вечерние звуки умиротворяющие, и сам не заметил, как снова в обычного парня обратился. Руки лишние исчезли, круп конский с ногами длинными обратно в зад и спину втянулись. Глаза по бокам