– Она благодарна, – отвечала за нее Аурика, даже не глядя на няньку.
– А ты? – аккуратно, без нажима интересовался отец.
– А мне за что быть благодарной?! – возмущалась девушка. – За то, что меня бросила мать? За то, что меня предала близкая подруга?! За то, что… – Аурика останавливалась, подбирала нужные слова и искривленным ртом произносила: – За то, что я толстая и на меня не обращают внимания мужчины?
– Какая глупость! – нервничал Одобеску. – А кто же сегодня провожал тебя из университета домой? Женщина?!
– Это Мишка! – прикрикивала на отца раскрасневшаяся в споре дочь. – И он меня бесит. Никто не просил его провожать. Сам увязался. А то я дороги не знаю?! И вообще – при чем тут это?
– Ты недовольна своей жизнью, – подводил итог Георгий Константинович. – И мне грустно. Кажется, я сделал все, чтобы было по-другому.
– Ты – да, – молниеносно соглашалась девушка. – А мама?
– А что мама? – спокойно уточнял Одобеску. – Мама хотела взять тебя с собой. Но я был против. Так что тут не мама виновата, а я, получается.
– Хорошо, – Аурика опускала голову. – А эта тварь? – она имела в виду бывшую подругу. – В этом тоже ты виноват?
«Определенно», – хотелось сказать Георгию Константиновичу, но он молчал.
– Глупый разговор! – заявляла Аурика и тут же взволнованно добавляла: – Глупый, и никчемный, и бестолковый, потому что ничего не меняет. Без мамы я как-нибудь проживу. Привыкла уже. Даже неинтересно. Тоже мне мать! Ни разу не попыталась узнать, как поживает ее дочь. Или попыталась? – с подозрением смотрела она на отца.
– Нет, – честно отвечал Георгий Константинович, чувствуя, что и своей вины ему хватает, брать лишнюю незачем.
– Вот видишь! – радовалась Аурика оправдательному вердикту. – Кстати, без этой гадины, – она снова вспоминала подругу, – мне тоже нормально. Уже привыкла.
На самом деле – это неправда. Без «этой гадины» плохо. И скучно. И очень хотелось проорать домашним, папе и Глаше, что она ненавидит этого Масляницына, ненавидит всеми фибрами души, и вообще всех мужиков ненавидит, кроме папы, потому что от них одни неприятности, обиды и разочарования!..
А еще ей хотелось добавить, что она скучает – не столько по идиоту Масляницыну, сколько по тому, что они делали с ним вместе, по этим ощущениям, от которых ее тело покрывалось мурашками и там, внизу, все становилось влажным и горячим. И если бы не «эта сволочь», все так и было бы, даже лучше… А теперь – сиди и толстей от Глашиных плюшек, и жди, когда кто-нибудь куда-нибудь тебя позовет! Например, в «музэй», – передразнивала она своего на данный момент единственного кавалера, длинной и узкой тенью следующего за ней по пятам, вместо того чтобы властно взять за руку, как это делал Сергей, и потянуть на себя с такой силой, чтобы от неожиданности голова закружилась…
– Золотинка, девочка моя, – невольно читал ее мысли