Они стояли в прихожей. Он уже надел пальто и теперь рылся в кармане, искал ключи от машины: «Моя жена ни в чем не виновата. По отношению к ней я не могу поступить неблагородно. Ты должна понять».
К ней?! А ко мне? – громко, во весь голос, как сделала бы любая женщина, которой разбили сердце.
Не крикнула, заставила себя сдержаться. Ответила ровным голосом: «Я понимаю… Не как женщина. Как человек». – «А какая разница?» – «Большая. Можно сказать, решающая. – Ключи лежали на полке. Зачем-то загадала: если не найдет, значит… Не значит. Ничего не значит. – Вот они», – протянула руку и подала. «Не понимаю», – он сунул ключи в карман.
Стояла, смотрела вслед. Он шел не оглядываясь. По обеим сторонам дорожки лежали высокие сугробы. На снегу отпечатывались следы. Прежде чем отойти от двери, подумала: «Сказать Василию Петровичу. Пусть подметет».
Женщина не бывает благородной. Благородным может быть человек, существующий в женском теле.
В стекле, засиженном мухами, отражается ее лицо, не слишком молодое. Теперь и сама не может понять, как вышло, что столько лет существовала в мире, который построил ее любовник, преданный жене. Если жизнь – рамка, выходит, любовь – картинка? Репродукция – выцветшая копия с неизвестного подлинника. Прожив жизнь, так и не узнала, в каком музее его можно найти.
Бывший муж любил повторять: жизнь – театр, все мы только актеры. Актеры на сцене. А в зале?..
Первое время: ангелы – доверчивые зрители, верящие только в хорошее. С годами среди белых перьев и сложенных крыльев появляется кто-то другой. Будто что-то поменялось в воздухе: хочется пороть отсебятину, нет, я не дотяну до антракта, но все-таки дотягиваешь. А потом, однажды, когда выходишь на поклоны, вдруг понимаешь: ангелы давно отлетели. Тебе аплодируют твои собственные демоны – самые верные зрители, которые всегда с тобой…
В домашних декорациях эту сомнительную пьеску играли вторым составом. Возвращаясь домой, смотрела на мужа: к тому времени он тоже завел любовницу. Гадала: интересно, кому он больше предан? Видимо, мне. Когда построила дом, оставила им квартиру. Краем уха слышала: у них родился сын.
Она возвращается в постель, лежит, прислушиваясь к тишине. Мертвой, от которой звенит в ушах. Все правильно. Так и должно быть. Не Рай и не Ад. На долю женщины, чья жизнь без остатка отдана работе, остается Чистилище.
В новой пьесе у нее отличная роль: женщина между двух стран.
Италия – Россия. Россия – Италия. Туда и обратно: по меньшей мере раз в месяц. Первое время чаще. Каждый раз просила заказать новую гостиницу.
Партнер недоумевал: «Что-то не так? Хорошая гостиница…» – «Хорошая. Но я хочу другую». Потом уже не спрашивал. Видимо, решил: эта русская – капризная штучка. Другую так другую. Слава богу, Рим – большой город.
Полгода назад случился сбой. Поднялась в номер, разложила вещи. Над кроватью – репродукция в рамке: Боттичелли. Нимфа, плененная