Мать Варвара Степановна – из Сабуровых, древнейшего московского рода бояр и воевод. Испокон веков при царях были.
Дед, Николай Иванович, – тоже действительный статский советник, бывший губернатор Таврической губернии.
Вот что было нужно? Нет, увлеклась идеями вольнодумства, и вся семья прахом пошла.
Софью вместе с Желябовым, гражданским её мужем, повесил Иван Фролов третьего апреля за цареубийство. Во всем виноват Лев Николаевич, не досмотрел. Надо было под замок сажать и пороть, когда она из дома убежала в семнадцать лет да вольностями увлеклась. Или замуж выдать, чтобы пристойный муж смотрел за ней, а не Желябов – член исполнительного комитета «Народной воли»».
«Хитёр Александр Иванович, с виду не скажешь. Про жён поговорили, детей вспомнили, приятелей обсудили. Про охоту и рыбалку посудачили. А он, оказывается, знал, зачем мы пожаловали», – вновь подумал сыщик.
– Жалко старого Перовского! Но ничего не поделаешь, что искали, то нашли. При Иване Грозном или Петре Первом весь род бы казнили в пятом поколении за такой грех. У нас ещё государь либеральный. За смерть отца, Александра II, только шестерых повесили да одного расстреляли. Остальных на каторгу! – добавил Бестужев, горестно вздохнув.
– Согласен, Василий Николаевич. Согласен! Государь действительно слишком добр.
– А кто это – Фролов? Люди всякое говорят, – удивлённо уточнил Бестужев.
– Фролова не знаете? – спросил Муратов.
– К сожалению или радости, даже и не слышал о таком!
– Он арестант Бутырской тюрьмы. Имеет пожизненное. Там и живёт в тюрьме, в отдельной комнате. Ему жену разрешили привести после того, как сам вызвался стать палачом. У нас в России со времён царицы Елизаветы Петровны, с 1741-го, особо никого не вешали. Если вспомнить, то при Екатерине Великой казнили только пугачёвцев. При Павле и Александре Первом казней не припомню. При Николае Первом казнили только декабристов. Поэтому своих палачей не было, из Швеции пришлось пригласить. При казни даже курьёз вышел: инженер, который виселицу сооружал, так неумело её поставил, что несколько человек из петли сорвались. Его потом в солдаты разжаловали.
– Прости, о Господи, их заблудшие души, – перекрестился Бестужев, а за ним Муратов и Евграф.
– Так этот Фролов испытывает от этих казней истинное удовольствие, а верёвки с виселиц продаёт, и недёшево.
– Мерзость какая! Кто ж их покупает? – спросил Бестужев.
– Поверья всякие имеются. Например, что верёвка от повешенного разную удачу приносит. Вот и покупают.
– Какие поверья? – опять уточнил Бестужев.
– Говорят, что кто скот желает иметь хороший, тот