– А я тебе не Дыня!
Между обоими уже начали проскальзывать ощутимые только подсознанием молнии, когда обстановку разрядило миротворческое мычание Немого и его ладони, опустившиеся на плечи юноши. Как истинный и ко всему готовый боец, Танти непроизвольно присел и отскочил в сторону. А потом размашистым шагом устремился к выходу. В голове вращались жутко обидные мысли:
«Ну как я опять сорвался? Давал ведь себе и Гарольду слово не заедаться с пигалицей и держать себя в руках. Вечно эта Клеша меня своими провокациями и надменностью до бешенства доводит. Вот уж… змея! Лягушка! Ящерица! Саранча противная!»
На полпути к спальному корпусу ему встретился Гарольд, который, не разжимая губ, заговорщицки спросил:
– Разузнал?
– Шлагбаумом ей по голове! – в сердцах воскликнул Танти. – Ты себе не представляешь, как эта Клеша все испортила!
– Понятно, – сочувственно закивал Амбал. Затем демонстративно сплюнул в сторону конюшни и бросился догонять товарища. Уж он-то лучше всех знал подноготную самых непримиримых и антагонистических во всем интернате отношений.
История эта началась в начале нынешнего учебного года. В первые дни занятий в школу доставили того самого каурого жеребца и парочку прекрасных, не менее породистых кобыл, которых и сопровождал новый конюх. Понятно, что служащему из-за его немоты сразу навесили соответствующее прозвище, но он никогда на это не обижался. Молодой, лет двадцати пяти мужчина всем понравился своей доброжелательностью и непосредственностью и, несмотря на врожденный дефект, моментально подружился с самыми заядлыми наездниками. Тот счастливый период продолжался целую неделю.
А потом и эта пигалица свалилась как снег на голову. Откуда и за что ее перевели именно в интернат Китланда, никто не знал, да и по существу родословная отношения к делу не имела. Но чуть ли не с первого часа своего пребывания новенькая встала на пути у троицы друзей. Началось все в тот момент, когда Танти и Гарольд явились в конюшню на запланированные занятия и там наткнулись на своего субтильного друга. Заяц выглядел самым счастливым в мире и, пуская слюни, встретил друзей восклицаниями:
– Там такая девочка! Такая!.. Ее Клеопатрой зовут!
– Хо-хо! – обрадовался Тантоитан, хлопая Романа по плечу. – Слишком ты доверчивый! Если она – Клеопатра, то я – Александр Македонский!
Его смех резко оборвался, когда он увидел, что записанного на него каурого собирается оседлать какое-то невзрачное создание.
– Эй! – строго крикнул он незнакомке в спину. – Вали отсюда! Это мой конь!
Та уже к нему повернулась всем корпусом и теперь смотрела расширенными глазами. Но без всякого страха или сомнения. Причем чуть ниже воротника у нее на бейдже отчетливо красовались имя и фамилия: Клеопатра Ланьо. Вряд ли бы