Трущобы, или как их называл Петька, боро – были просто пропитаны Пыльцой. Она сочилась из канализации, из трещин в асфальте, из щелей в заколоченных окнах… Она источалась из людей – неопрятных, закутанных в тряпьё фигур с такими же, как у бваны, тележками, а еще от неприглядных куч прямо на асфальте, под стенами домов, в тёмных узких переулках…
Бездомные, – понял я. Они спали прямо на земле, в лучшем случае подстелив под себя тонкие листы пластика или ветхого, серого от старости картона.
Многие, завидев Лумумбу, заинтересованно шевелились – новичок вызывал законное желание поживиться; но завидев меня – я каждый раз подпускал слюны на язык и скалил клыки – отворачивались, всем видом показывая, что до новоприбывшего им нет никакого дела.
– А вот и наши знакомые с раскрытой ладонью, – негромко заметил Лумумба после получасового блуждания в катакомбах разрушенных домов, кивая на ларёк, притулившийся у подножия шлакоблочной десятиэтажки.
Окна дома почти все были заколочены фанерой, но из многих высовывались трубы самодельных печек, нещадно дымивших.
Ларёк же являл собой образец творческого подхода к архитектуре. Он был слеплен, сколочен и связан из разнокалиберных листов мутного от старости пластика, тряпок, рубероида и клеёнки. На единственном, засиженном мухами до полной непрозрачности окошке зиял отпечаток ладони, выполненный зловещей красной жидкостью, с потёками и характерным запахом.
– Томатный сок? – спросил Лумумба, держась от ларька на почтительном расстоянии.
Я пошевелил бровями и оскалился.
– Мне нравится их чувство юмора, – кивнул наставник, и смело шагнув к ларьку, постучал в окошко.
В дверь стучать не представлялось возможным: вместо неё колыхалась такая занавеска из длинных листов полиэтилена. Как в морге.
После стука бваны эта занавеска чуть шевельнулась, выпуская на улицу клуб едкого, но в чём-то очень приятного дыма… Каннабис. Запах знаю, но пробовать не приходилось.
– Входи, бро. И да прибудет с тобой Джа.
Голос был праздным и досужим. Он никуда не спешил. И ничего не боялся. В его бархатном малиновом тембре угадывалось обещание вечности: все, мол, там будем. Но зачем торопиться? А еще предупреждение: если поведёшь себя неправильно, можно немного и поспешить…
Лумумба шагнул внутрь. Я просунулся за ним.
На топчане возлежал чувак с бородой, похожей на сильно запущенный, совершенно дикий лес, в желтом шелковом халате и с громадным ятаганом на поясе. Сквозь клубы каннабиса пробивался запах цыплёнка карри и немытых ног.
– Добро пожаловать в Бобо Ашанти, – сказал чувак. Борода его шевельнулась, как живое существо, и внутри неё что-то завозилось. Я непроизвольно зарычал.
– Четвероногий брат почуял мою зверушку, – ласково