Мой отец почти за бесценок купил несколько предметов великолепной старой мебели, которой оказалось так много, что пришлось отправить ее через Ливорно в Данциг, а затем по Висле в Варшаву.
Таутманн обожал театр и мы тоже его обожали. Существовали театры, где для получения ложи нужно было купить ключ, и ничто так не забавляло нас, как торговаться, чтобы получить ключ дешевле. Когда кассир объявлял нам цену – каждое место, конечно, по фиксированной цене – а мы считали цену слишком высокой, мы выходили на улицу и ждали до десяти минут после начала спектакля. Затем один из нас возвращался в кассу, и если цена не становилась ниже, мы снова ждали. Таким образом, мы часто получали ложу за небольшую сумму. Таутманну приходилось брать нас с собой в театр, потому что он не осмеливался оставлять нас одних. Помню, как видел Ристори[23] в театре Кокомеро[24], и навсегда запомнил ее слишком покатый лоб; остальное я забыл. Я брал уроки виолончели от первого виолончелиста театра – Пальяно, очаровательного человека и превосходного мастера, который, к моей огромной радости, дал мне возможность играть с музыкантами за алтарем церкви Санта Мария Новелла, чтобы аккомпанировать хору.
Из мальчиков нашего возраста могу вспомнить только маркиза Торриджани. Его отец женился на маркизе Паулуччи, а русские Паулуччи были друзьями нашей семьи[25]. Нас иногда брали в загородный дом семейства Торриджани под Флоренцией, но единственное, что помню об этом мальчике, это его удивление, когда он услышал, что мы уже ходили в театр, а ему было запрещено даже думать об этом, пока ему не исполнилось бы восемнадцать <…>.
Я становлюсь художником
<…> Чувствуя себя усталым, я мечтал об отдыхе и покое, поэтому [в 1878 г.] попросил у министра народного просвещения отпуск на несколько месяцев и, уехав со своей семьей в Дрезден, где жили родители моей жены, обосновался там. В Дрездене я встретил нескольких англичан, которые, увидев мои рисунки, были удивлены, что я никогда не отправлял их в Англию, уверяя, что они бы у них дорого продавались.
Я решил съездить в Сычёво[26], дабы понять, можно ли увеличить доход от имения, и, таким образом, покинуть всем семейством Одессу[27]. Я оставался в Сычёво в течение нескольких недель, восхищаясь энергией моего управляющего Карамышева[28], но убедился, тем не менее, что было бы слишком рискованно отказаться от службы в Одессе, не имея других доходов, за исключением таковых от сомнительных сельских урожаев.
Вернувшись в Дрезден, я получил письма от нескольких профессоров о том, что ситуация в Одессе складывалась всё менее благоприятно, что революционные движения усиливались во всех учебных заведениях, что в Одессу прибыл генерал Панютин[29], наделенный безграничной