Чудное мгновенье. Дневник музы Пушкина. Анна Керн

Когда же он узнал, что я видаюсь с Родзянко, то переслал через меня к нему письмо, в котором были расспросы обо мне и стихи:

      Наперсник Феба иль Приапа,

      Твоя соломенная шляпа

      Завидней, чем иной венец,

      Твоя деревня Рим, ты папа,

      Благослови ж меня, певец!

      Далее в том же письме он говорит: «Ты написал «Кохлачку, Баратынский Чухонку, я Цыганку, что скажет Аполлон?» и проч. и проч.¹⁰, дальше не помню, неверно цитировать не хочу. После этого мне с Родзянко вздумалось полюбезничать с Пушкиным, и мы вместе написали ему шуточное послание в стихах. Родзянко в нем упоминал о моем отъезде из Малороссии и о несправедливости намеков Пушкина на любовь ко мне. Послание наше было очень длинно, но я помню только последний стих:

      Прощайте, будьте в дураках!

      Ответом на это послание были следующие стихи, отданные мне Пушкиным¹¹, когда я через месяц после этого встретилась с ним в Тригорском.

      Вот они:

      Ты обещал о романтизме,

      О сем Парнасском афеизме

      Потолковать еще со мной;

      Полтавских муз поведать тайны,—

      А пишешь лишь об ней одной.

      Нет, это ясно, милый мой,

      Нет, не влюблен Пирон Украины.

      Ты прав, что может быть важней

      На свете женщины прекрасной?

      Улыбка, взор ее очей

      Дороже злата и честей,

      Дороже славы разногласной;

      Поговорим опять об ней.

      Хвалю, мой друг, ее охоту,

      Поотдохнув, рожать детей,

      Подобных матери своей,

      И счастлив, кто разделит с ней

      Сию приятную заботу,

      Не наведет она зевоту.

      Дай бог, чтоб только Гименей

      Меж тем продлил свою дремоту!

      Но не согласен я с тобой,

      Не одобряю я развода,

      Во-первых, веры долг святой,

      Закон и самая природа…

      А во-вторых, замечу я,

      Благопристойные мужья

      Для умных жен необходимы:

      При них домашние друзья

      Иль чуть заметны, иль незримы.

      Поверьте, милые мои,

      Одно другому помогает,

      И солнце брака затмевает

      Звезду стыдливую любви.

А. Пушкин Михайловское.

      Восхищенная Пушкиным, я страстно хотела увидеть его, и это желание исполнилось во время пребывания моего в доме тетки моей, в Тригорском, в 1825 г.¹² в июне месяце. Вот как это было. Мы сидели за обедом и смеялись над привычкою одного г-на Рокотова¹³, повторяющего беспрестанно: «Pardonnez ma franchise» и «Je tiens beaucoup à votre opinion»[7]. Как вдруг вошел Пушкин с большой, толстой палкой в руках. Он после часто к нам являлся во время обеда, но не садился за стол; он обедал у себя, гораздо раньше, и ел очень мало. Приходил он всегда с большими дворовыми собаками, chien-loop[8]. Тетушка, подле которой я сидела, мне его представила, он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость видна была в его движениях. Я тоже не нашлась ничего ему сказать, и мы не скоро ознакомились и заговорили. Да и трудно было с ним вдруг