Мне до спасения так далеко,
Но Воскресение Твое близко!
Предощущение Недели Фоминой
о. Михаилу
Где тот заветный,
Чистый и светлый чертог Твой – не вижу!
Выше подняться подобно Закхею – не смею,
Слышу «Господь мой и Бог!» от
Фомы – и немею.
Но новая тварь – предвижу светилен – ликует,
Тем сердце дышит, —
И вновь весна благоухает!
***
Сокол мой ясный!
День снова зимний,
Среди весны и поста.
Храм Всех Святых, что на Соколе,
Солнце, день расчудесный, мороз!
Ты одарил меня щедро,
Соделай, Боже,
Достойной Твоей благодати,
Скоро воскреснет Христос!
Сергей Есенин
(1895–1925)
***
Сохнет стаявшая глина,
На сугорьях гниль опенок.
Пляшет ветер по равнинам,
Рыжий ласковый осленок.
Пахнет вербой и смолою.
Синь то дремлет, то вздыхает.
У лесного аналоя
Воробей псалтырь читает.
Прошлогодний лист в овраге
Средь кустов – как ворох меди.
Кто-то в солнечной сермяге
На осленке рыжем едет.
Прядь волос нежней кудели,
Но лицо его туманно.
Никнут сосны, никнут ели
И кричат ему: «Осанна!»
Пасхальный благовест
Понеслись удары
К синим небесам,
Звонко раздается
Голос по лесам.
Тихая долина
Отгоняет сон,
Где-то за дорогой
Замирает звон.
Алексей Жемчужников
(1821–1908)
У всенощной на Страстной неделе
На улице шумной – вечерняя служба во храме.
Вхожу в этот тихий, манящий к раздумью приют,
Лампады и свечи мерцают в седом фимиаме,
И певчие в сумраке грустным напевом поют:
«Чертог Твой я вижу в лучах красоты и сиянья,
Одежды же нет у меня, чтобы в оный войти…
Убогое, темное грешной души одеянье,
О Ты, Светодатель, молюсь я Тебе: просвети!»
Вынос Плащаницы
Выносится в толпу Святая Плащаница.
Все расступаются, склоняясь перед ней.
Я слышу тихий плач. Заплаканные лица
Мне видны сквозь огонь бесчисленных свечей.
Свершилось! Кончены предсмертные страданья.
Умерший на Кресте положен в гроб Христос.
И в пенье клироса мне слышится рыданье,
И я роняю сам скупые капли слез.
Василий Жуковский
(1783–1852)
Stabat Mater[1]
Горько плача и рыдая,
Предстояла в сокрушенье
Матерь Сыну на Кресте;
Душу,