Ануш прошла меж домов обратно в глубь городка. Медленным, тяжелым шагом они с братом касались кончиками пальцев ног рыхлой холодной земли, покрытой красными пятнами. В городке стояла мертвая тишина, и лишь шорох движений детей нарушал ее. Стекла некоторых домов были разбиты, пожар царил в других. Яркий свет ослепил их, отразившись огненным пламенем в больших детских глазах. Ануш и Арам подошли чуть ближе и резко остановились, смотря на безжалостный огонь перед ними. Он поглотил все, что мог. И в этом огне горели люди – самые настоящие, живые, прекрасные люди. Девочка больше не могла закрывать глаза брата, который все равно мало что понимал, но чувствовал. И это мерзкое, гнусное ощущение пробежалось мурашками по его телу.
Вдруг она увидела, как знакомый мужчина, объятый красным огнем, пытался ползти к детям, крича в адских муках. Дети отпрянули от него, и Ануш встала перед Арамиком, защищая его. В его крике пронеслась ужасная правда, к которой никто из них не был готов. Ни люди, ни животные. Руки мужчины, всегда занимающиеся святым делом, почернели, а сам он испытывал самую страшную боль, которую мог испытать человек. Ведь огонь объял не только его, забирая в царство мертвых, но и весь его народ, не жалея никого. Он смотрел на детей, умирая с мыслью, что его народ погибает. В глазах мужчины таилась бесконечная тоска. В последний раз остановив взгляд на толпе своих родных, близких и любимых, сгоравших в пожаре сердца одной нации, он выдохнул и прекратил борьбу за жизнь.
Рядом с языками пламени Ануш разглядела лоскут платья мамы и, незаметно для самой себя задержав дыхание, медленно села на землю, остановив свой взгляд на нем. Она легла на бок и сжалась в комок, волосами прикрывая лицо. Громкие всхлипы вырвались из девочки, закрывшейся от всего мира. Миру больше нечего было ей предложить. Боль наполнила каждую клеточку ее тела, оставив ни с чем, забрав все. Арамик же встал рядом, положив руку на ее плечо, и оглядывал дома, объятые огнем. Его сердце билось так же неспокойно, чувствуя нечто грандиозное, страшное – гибель нации. Каждая смерть отдавалась в теле ребенка острой болью, как будто каждый человек его нации был им самим, и все они являлись одним целым. Он склонился над сестрой и обнял ее, в ответ девочка сжала его руку, продолжая плакать. Ее совсем не осталось. Всю ее забрали, украли, уничтожили, и, несмотря на то, что она была жива, ее израненная душа кровоточила. Ануш, все еще держа руку брата, нашла в себе силы подняться. Она взглянула на него, чистого, невинного ребенка, и подушечкой большого пальца погладила его по щеке. Затем девочка обернулась и, совсем не боясь огня, подошла ближе и взяла лоскуток в маленькие руки. Пятясь назад, Ануш прижала его к губам, стараясь ощутить запах мамы, но его больше не было. Он будто растворился в дыме, захватившем весь городок.
– А им не больно, Ануш? – тихо спросил Арам.
Старшая сестра повернулась к нему.
– Кому,