Вроде посмотришь на него – золото, а не мужик! Редкий умница, добряк, балагур, прочитавший уйму книг, он дожил до седых волос, да так и не построил дом, не посадил дерево, зато наплодил уйму ребятишек.
На укоры его покойной бабушки Полины и её призывы остепениться Сеня неизменно отвечал: «Моя – за углом. Ещё не вечер».
Но время шло, а он так и продолжал жить для себя, любимого, приговаривая, расставаясь, с трудом сказать, с которой по счёту спутницей жизни: «Все бабы дуры и сволочи. И я дурень, что верю им».
Но бабы на него почему-то не обижались и продолжали ублажать его, толстого и щедрого и на деньги, и на любовь. Ко всем.
Ни одна из них так и не смогла приручить Сеню. Несмотря на свои гигантские габариты, он представлял собою воплощение всех мыслимых мужских достоинств и всех недостатков одновременно. На этот коктейль, как на мед, постоянно летели всё новые жертвы, а он не сопротивлялся, позволяя очередной подруге жизни ухаживать за собой.
Чаще всего Сеня находился в состоянии поиска выпивки или похмелья, если, конечно, не был занят какой-нибудь очередной шабашкой или не отправлялся на браконьерский промысел рыбы на своем катере. Нередко он зависал с друзьями в своем лодочном гараже на берегу моря.
В этот раз Сенька был трезв. Почти трезв. Что меня несколько удивило. Мне отчего-то стало тревожно на душе.
– Дульсинея! Где ты лазила эти дни! – Пыхтел он, пятясь спиной ко мне и закрывая калитку. Ввалившись полностью в пространство двора, необъятный Семен повернулся и тут увидел внедорожник. Крайняя степень изумления тут же вылилась у него в виде непроизвольной икоты.
– Ни хрена себе! Пардон! Когда ты успела его пригнать?
– Это не мой.
– Ясно, не твой. Хозяин тачки где?
– То есть?
– Его вчера волокли в дупель пьяного по улице.
– То есть???
– Янычар с сыном. Я видел. Эта машина стояла у них во дворе. Наверно, что-то там мастырили ему. Ну и отметили, как водится. Тут же, у него в чайхане. Ну и напоили. Яныч, сама знаешь, на говне экономит.
Сеня осторожно, чтобы не задеть машину своим необъятным брюхом, обходил её боком, продолжая свои рассуждения:
– Как пить дать, палёной водкой мужика напоил. Вот тот с непривычки и вырубился. Похоже, иностранец какой-то. Бормотал не по – нашему. То ли по-арабски, то ли по-французски. Так и не понял. Матерился, правда, по-нашему, почти без акцента: «Твою мыть да твою мыть!» Пока они его волокли, псина за ним бежала. Гавкала, всех перебудила в два ночи. Я выглянул, хотел присоединиться к компании, да моя зараза не пустила. Поздно уже было, да и спешили они, видать.
– Эта собака? – Я приоткрыла ворота бункера и кивнула внутрь.
– Вроде она. Та тоже маленькая была. И гавкала, – Сеня громко икнул. – Пардон! Она, что, дохлая?
Я осторожно кивнула головой, ничего не понимая.
– Что она здесь делает? – Сеня спросил самое умное, что смог придумать.
– Как