Варево оказалось мощное. До самого вечера Кеннис лежал на полу и хрипел. Дело было даже не во вкусе зелья, а в запахе. Пока Кеннис обонял этот смрад, руки-ноги не слушались, тело было словно ватным.
Но в конце концов он выполз из хижины. По шажочку, по чуть-чуть – но выбрался на свежий воздух. И тут довольно быстро пришел в себя, сумел подняться, опираясь на стену.
Проветривалась хижина долго.
– Почему он просто не использовал серебро? – не понял Дегатти.
– Мэтр Дегатти, это на современном Парифате даже детям известно, что лучшее средство против нежити – серебро, – разъяснил Янгфанхофен. – А в те былинные времена об этом никто не знал.
Даже если бы Кеннис и знал, как действует серебро на ходячих мертвецов, он просто не смог бы этим знанием воспользоваться. В хижине старичины Дзо не было ничего серебряного. Ни одной ложечки, ни одной монетки. Огру это все было просто не нужно, а украденное из дома Эстерляки Кеннис за пять лет странствий обменял на припасы. Он ведь в первую очередь тратил именно серебро, как менее ценное.
Зато Кеннис нашел кое-что другое. Он изучил все ингредиенты, что входили в состав мерзотного варева, и пришел к выводу, что почти все они вредны ему и по отдельности. Рябина, лук, чеснок, крапива, черемуха… все противно воняло или жгло кожу.
И только осина выпадала из картины. Кеннис спокойно мог ее нюхать, мог стоять рядом, мог держать в руках ветки.
Так почему же она в рецепте? Просто случайно?
Он даже лизнул кору языком – ничего. Отколол длинную острую щепку, уколол себя… и вот тут ноги подкосились, а перед глазами все поплыло.
Кеннис встал, отбросил кору и устало посмотрел на щепку.
– Какой же я нелепый, – печально сказал он. – Железом всего себя изрезал, в воде не утонул, в огне не сгорел… но блеваная осиновая заноза – и я едва не помер. Что ж, да будет так.
Оказалось, правда, что занозы все-таки недостаточно. Воткнув щепку поглубже, Кеннис потерял сознание, но через несколько часов очнулся. Требовалась деревяшка побольше и, наверное, в более уязвимом месте.
К этому времени его желание себя убить слегка ослабело. По большому счету это был просто первый импульс – а теперь он вполне привык и к такому существованию.
Но Кеннис всегда был упрям, так что решил продолжить. Целые сутки он трудился над осиновой ветвью, пока не вытесал из нее острый кол. Вогнать его самому себе в грудь не получалось, руки по-прежнему еле шевелились, поэтому Кеннис кое-как врыл кол в землю.
Потом он в последний раз накормил Тварьку. Убедился, что крышка погреба больше не захлопнется. Он бы снял ее совсем, но сил не хватало.
– Пока, Тварька, – попрощался он с василиском. – Давай уж дальше сам как-нибудь.
И упал грудью на кол.
Кеннис хорошо