Она положила трубку, застегнула наконец «молнию» на куртке, еще раз бросила в пространство: «Как же я вас всех ненавижу!» – и уставилась в свою белую пустую стену. Кроме этой стены, в мире нет ничего белого и чистого. Всё и все отвратительны. И она, Алла, не лучше. Она вдруг ощутила себя страшно усталой и старой по-черепашьи. Эдакая трехсотлетняя Тортила. Она все уже знает, все видела, все слышала, все может представить и даже предсказать. Она просчитывает на два хода вперед все поступки и мужчин, и женщин. Ей нечего ждать и не на что надеяться. Ей скучно. Она даже стала меньше читать, потому что нутром чувствовала, чем должна кончиться та или иная повесть. Ей самой уже впору писать книги и учить жизни неразумных Буратин. Как ей все надоело! Она даже не Тортила. Она старая-старая, древняя сова! Ей пора улетать…
У Аллы Константиновны Белозеровой был свой, особый, счет к мужчинам. Вела она его давно, чуть ли не с детского сада. Во всяком случае, она до сих пор хорошо помнила, как, будучи воспитанницей всего лишь средней группы, подралась со щупленьким мальчиком по имени Костик Лютиков. Причина драки была ею благополучно забыта. Не забывалось другое. Аллу тогда долго стыдили и ругали, говорили, что она никогда не должна так поступать, потому что она девочка. Костика ругали гораздо меньше, если не сказать – почти совсем не ругали, потому что считалось, что мальчики имеют право драться по определению. Когда за Аллой пришла мама, воспитательница выскочила к ней с выпученными глазами и пеной у рта. Она рассказала о происшедшем с таким пафосом, будто маленькая Алла подкралась к Костику из-за угла и задушила его специально припасенной для этого случая удавкой. «Она же девочка! – восклицала воспитательница, всплескивая руками. – Девочка! Вы понимаете?» Мама так яростно кивала, будто до этого ей казалось, что Алла – мальчик, а теперь она очень обрадовалась, что все наконец встало на свои места. Дома специальную разъяснительную беседу с Аллой провел еще и папа. В ней он так долго развивал тему о созидательном предназначении женщины, что нечаянно соскользнул на любовь и материнство, где и был предусмотрительно остановлен бдительной мамой. Тогда Алла восприняла такой оголтелый мужской шовинизм как должное. Она тогда еще верила взрослым, была девочкой послушной и больше не дралась с мальчиками. Тогда еще на ее нежном лбу лежали кудряшки, а губки все время складывались в улыбку восхищения миром, в котором Костики Лютиковы пока еще нечасто досаждали ей. Сейчас же взрослая Алла Белозерова считала, что мальчиков с детства специально провоцируют на агрессию: покупают автоматы, пистолеты, целые армии солдатиков, милитаризованные компьютерные игры, а потом удивляются, откуда берутся плохие дяденьки-террористы. А им ведь надо где-то оттачивать полученные в игре навыки. Алла всегда улыбалась этим своим пацифистским и тоже весьма не новым в этом мире мыслям. Уж она-то не пацифистка. Она амазонка, воительница с отдельными индивидуумами огромной армии мужчин. Костик Лютиков был первым, с кем ей пришлось схлестнуться, и она тогда думала,