Дом на миндальной улице. Нелли Федорова

родиться аристократом, чтобы иметь такие безукоризненные манеры, столько умения нравиться, так, что буквально через пару минут беседы с ним я испытывал к нему радушие и нежность как к давнему другу. Единственное, что смутило меня, так это его взгляд – внимательный, пронизывающий насквозь, ошеломляющий своей прямотой. Что-то было в его зеленых кошачьих глазах такое, что заставляло душу замирать, но в то же время некий магнетизм не позволял оторваться от них, как от взора дикого тигра или волка. Похоже, он знал об этом их удивительном свойстве, поскольку в продолжении беседы часто отводил взгляд на посторонние предметы. И все же, каждый раз, как он обращал ко мне свои странные всезнающие глаза, меня словно пронзало молнией, и я совершенно терялся.

      Усадив меня в одно из кресел, он предложил закурить. Затем пустил дым колечками и, потянувшись, спросил меня, немного растягивая слова: «Так что же вас заинтересовало, что вы искали меня?» Я смутился, поскольку сразу забыл все свои подготовительные речи и замямлил: «Ну… это… Я был по делам в Эосе, вот… Я там гулял… Там такие красивые улицы, я люблю все старинное, еще с тех пор как обучался в этом… университете, вот». Он как-то по-кошачьи улыбнулся, не сводя с меня глаз, так что я совсем смешался. И разволновался еще сильнее: «Я там видел дом, такой красивый дом в миндалях, вот… И это, ну… я захотел его купить, вот… потому что он такой старый и… и…» «Романтичный,» – с еще более хитрой улыбкой подсказал мне он, сделав жест рукой. «Ну да…, – подхватил я, краснея. – Мне рассказали такую замечательную историю, наверняка это все сказка, но мне хотелось бы верить, вот… И девушка…это так трогательно… у меня еще не было девушки», – зачем-то сказал я и покраснел как рак.

      Он беззлобно рассмеялся, затянулся и недолго смотрел, как дым тает в воздухе. «Вам всегда кажется, будто старина есть что-то романтическое, даже сказочное, – заговорил он, и его голос звучал приглушенно и чуть хрипло. – Как будто все, кто жили в прошлом, были созданы лишь для того, чтобы щеголять в длинной одежде, говорить вычурные вещи, покрасоваться на приемах и умереть где-нибудь роковым и случайным образом», – усмешка в никуда. – «Время стирает память о повседневности, размывает детали, оставляя какое-то очарование, не так ли?» – взгляд на меня, любопытный, ироничный, интригующий. Я покивал головой, не очень понимая, к чему он клонит. Отвел глаза и невольно залюбовался его рукой, державшей толстую дорогую сигару с удивительным изяществом. Дым плавал в воздухе шелковым облаком, пряный и сладковатый, голова начинала кружиться. «Я не могу продать вам дом с миндальной улицы, – ласково ответил он, но я не почувствовал разочарования, витая в полудремотном оцепенении. – Я бы без тени сожаления отдал его вам, поскольку вы, как никто другой смогли бы должным образом оценить его. Но для меня это больше, нежели старый дом, – дым вновь сорвался с его губ и потек, как утренний туман или легкое облачко. – Возможно, мне удастся сгладить отказ, а вы лучше поймете меня – я