ее глазах гнездится

      слепая вера.

      Никогда и ничто

      не бросит тень на чистые вишневые уста.

      63. Диктатор

      Под триумфальными арками

      глаза стоят на страже. Строго

      вдоль носа сбегают складки.

      Подбородок вышел вперед

      к прочной цепи зубов. Никто

      не смеет перечить, даже рот.

Перевод с немецкого М. Клочковского

      Гюнтер Грасс

      Из сборника «Преимущества гончих кур»

      Фасоль и груши

      Пред тем, как стухнут юные желтки —

      наседки рано высидели осень —

      как раз теперь, пока лезвия ножниц

      луну проверят твердым большим пальцем,

      пока висит на нитях троиц лето,

      пока мороз укрыт под медальоном,

      пока игрушки елок, словно дождь, блуждают,

      пока что шеи голы, в половину укутаны туманом,

      пока пожарная охрана не погасит астры

      и пауки попадают по банкам,

      чтоб так избегнуть смерти сквозняка,

      пред тем как нам переодеться

      и завернуться в жалкие романы,

      давайте поедим фасоль.

      Со спелой желтой грушей и гвоздикой,

      с бараниной давайте же фасоль,

      с гвоздикой черной и со спелой грушей,

      отведаем стручковую фасоль,

      с бараниной и грушей, и гвоздикой.

      Открытый шкаф

      Внизу топчутся туфли.

      Они боятся жука

      по дороге туда,

      пфеннига по дороге обратно,

      жука и пфеннига, которых могут растоптать,

      так, что останется след.

      Вверху – хранилище шляп.

      Сохрани, схоронись, осторожно.

      Невероятные перья,

      как название птицы,

      куда закатились ее глаза,

      когда она поняла, что жизнь для нее чересчур пестра.

      Белые шарики, что спят в карманах,

      грезят о моли.

      Здесь нет пуговицы,

      на поясе утомилась змея.

      Мучительный шелк,

      астры и другие огнеопасные цветы.

      Осень, что становится платьем,

      по воскресеньям полным плоти и соли

      сложенного белья.

      Прежде, чем шкаф замолчит, станет доской,

      дальним родственником сосны, —

      кто будет носить пальто,

      когда ты однажды умрешь?

      Шевелить рукой в рукаве,

      Упреждая любое движенье?

      Кто станет поднимать воротник,

      останавливаться перед картинами

      и жить одиноким под колокол ветра?

      Комариная мука

      В нашем районе год от года становится хуже.

      Часто мы приглашаем гостей, чтоб немного

      уменьшить толпу.

      Но люди вскоре опять уходят, —

      после того, как похвалят сыр.

      Это не беда.

      Нет, чувство, что происходит нечто

      более древнее, чем рука —

      что есть в любом будущем.

      Когда кровати спокойны

      и маятник висит на звучащих, бесчисленных нитях,

      нитях рвущихся и начинающих вновь,

      немного