Барри с увлечением рассказывал мальчику разные истории, и истории неплохие – каждая из них являлась частицей «слоеного пирога» чьих-то судеб и обдавала кипучей энергией жизни. Но когда он что-то подобное рассказывал, то пьяные речи нередко пересыпались либо смачной руганью, будто отборные словечки вдохновляли его мятежный дух правдолюбия, либо неприличными шутками и хохотом, переходившим в сиплый кашель. В такие моменты его лицо напоминало девять стадий омара, которого варят. Курил Барри много, с его мозолистых и морщинистых пальцев никогда не сходила никотиновая желтизна. А изо рта из-за постоянного употребления пива неизменно пахло дрожжами и дохлой мышью.
Джек скрасил одиночество мистера Барри. И когда однажды мальчик поинтересовался, почему у него нет жены, то дядя безапелляционно заявил: «Запомни, парень, одну простую истину: мужчина, который женится второй раз, – сумасшедший!» – и загоготал, запрокинув голову. А после помрачнел лицом, и без того сморщенным как грецкий орех, и вымолвил: «Я вот что тебе скажу, дружок: присматривайся чаще к жизни других людей, а если самому туго будет, то лучше держи язык за зубами».
Старого драчуна и выпивоху Алекса не спасли ни стойкое чувство юмора, ни жизненный оптимизм, до конца не искалеченный всякого рода лишениями. Четыре года спустя он умер. Нет, не от цирроза печени. Не от рака легких. Не от пустой бутылки, кем-то запущенной в голову в очередной пьяной потасовке. И его не свалила наповал лихорадка. Все обстояло проще: скорую помолвку со смертью ему устроила начинка консервной банки.
Мистер Берри закашлялся во время еды, подавился овощным рагу и задохнулся. В тот момент некому было постучать по его широкой спине.
Труп Алекса Барри нашли соседи – затвердевший как кирпич.
Джека отвели в сиротский приют сразу же после похорон.
В кабинете управляющего Джек поморщился от яркого света и опустил голову.
– Еще один сорванец на нашу голову? – прогнусавил по-русски маленький тучный человек, откинувшись в кожаном кресле за письменным столом. Это был управляющий. Он положил на стол зеркальце и маленькие щипцы, которыми выдергивал волосинки из носа. А затем окинул мальчика взглядом стоматолога и пригладил ладонью свои засаленные волосы, казавшиеся настолько жирными, что на том жиру можно было даже поджарить яйца.
– Да, господин Давыдов, – ответил на русском, но с небольшим акцентом, тупоносый и круглолицый человек, сопровождавший Джека.
– У мальчика явно нездоровый вид. К чему таких доходяг нам подсовывают?
– Попробуем откормить, – сказал круглолицый.
Джек кое-что понял из сказанного, так как русский язык уже давно стал международным наравне с английским и его часто можно было слышать на улицах не только австралийских городов. И посмотрев на управляющего, подумал: «Мерзкий тип. До чего нелепо, что такой коротышка командует круглолицым – тот на три головы