– Держава в явном небрежении, если не разоре. Многих солдат от службы отставили, войска, считай, нет, надежных укреплений тоже, народ недоволен, казна пуста… была пуста. Часть земель отложилась, податей не шлют, даже злорадствуют всякой беде. Так не сегодня же все началось! Должно быть, этот Рипель был совсем чокнутый – запутался и свалил. Но правил он годы и годы, и при нем страну могли десять раз завоевать и вконец разорить. Но вроде бы Бог миловал. Или случались нашествия?
– Нет, но Бог тут ни при чем, – буркнул старец.
– Что же орки дремали? И киммерийцы с нехайцами?
– Не дремали они, да только слишком уж везло прежнему владыке. Соберется кто из недругов в поход, отправит войско, а тут ливень страшенный, и все вражьи рати тонут в воде и грязи. Или реки разольются, или снежная буря грянет, или недуг приключится и кони падут, а с ними половина воинства. Везло Рипелю, везло! Хотя держава и правда в небрежении.
– Выходит, ему везло, а мне не очень, – медленно произнес Клим. – Как бы разжиться этаким же счастьем! Чтобы не только деньги, а еще и потоп. Само собой, в нужное время и в нужном месте.
Отражение в зеркале сморщилось, будто Клим ему кислятину поднес.
– Не болтай об этом, парень! Счастья даром не бывает, за все, что получено, взыщется. А ты и так попал. Вот и выкручивайся, да помни: не все тут такое, каким кажется.
– Это я уже слышал. Не помню только, от кого.
– От твоего сопливого оруженосца. Уж он-то знает, что говорит! – Старец нехорошо усмехнулся. – Тоже воин! Одна видимость! Хотя с другой стороны… Как ты сказал? В нужное время и в нужном месте?..
– Ты на что намекаешь, охальник старый? – рявкнул Клим. – Может, у вас в зазеркалье мальчиков пользуют, а в своем королевстве я такого не потерплю!
– Хе-хе, – послышалось в ответ. – Не демократично, твое величество. Ущемляешь права граждан!
– У меня тут монархия. Как сказал, так и будет, – отозвался Клим, бросив взгляд в дальний конец опочивальни. – Кстати, где девчонка эта, неупокоенная душа? Гервасия на щебень разнесли и в землю закопали, так что справедливость восстановлена. Могла бы заглянуть к королю с благодарностью. Или она уже в райских кущах?
– Нет, голубь мой. Кое-что ты забыл и дело не доделал – косточки-то ее по-прежнему в винном погребе, в стене. Вот и не в силах она упокоиться.
– Утром займусь. Похороним с почестями.
– Почести не обязательны. Нужно на кладбище схоронить, в гробу, как у людей, и имя написать: Альжан, дитя башмачника Хабада.
– Я запомню, – сказал Клим.
Старец исчез. Зеркало подернулось рябью, затем потемнело и стало сгустком мрака в овальной раме. Огни в светильниках вспыхнули ярче, всколыхнулись на миг, заставив шевельнуться фавнов и нимф на гобеленах. Иллюзия, конечно, но мнилось, что приподнялся пышный зад, легла на него бесстыжая лапа, а другой рогатый наглец вцепился в розовую грудь.