кофе, обулся в избитые кеды, Никита осмотрел его с головы до ног. Зрелище было не из приятных. Он выглядел подобно шоколадной конфете, которую закинули в женскую сумочку и забыли. Месяцами она моталась из угла в угол, то тая, то замерзая. Придавленную, мятую, однажды, ее достают при генеральной уборке. Вроде бы снаружи она все еще манящая, сверкает своей оберткой, но срок годности уже давно истек, и кушать ее точно никогда уже не станут. Только на выброс. Но ведь вожатый – не конфета, его не выбросишь. А кто еще с детьми работать-то будет?

      – Белая рубашечка, шортики, красавчик.

      – И не говори, – ответил подошедшему Жене Никита, – хоть сейчас замуж такую невесту отдавай!

      Парни взяли Лешу под руки и повели на выход.

      – Что вы так рано подорвались? Не спится?

      – Будешь долго спать – быстро состаришься, – изрек Никита.

      – Вот ведь вас ничего не берет. Я умираю сегодня, а вы как огурцы.

      – Если ты слабенький, так зачем же вообще за бутылку берешься? Пить, дорогой мой, это тебе не спортом заниматься – тут здоровье нужно! – Перехватил Женя.

      Сегодня парни были особенно мудрыми, прямо-таки сыпали умностями – главный признак того, что они еще не до конца протрезвели.

      – Главное, чтобы Светлов без нас не уехал, – Женя посмотрел на экран телефона, – без двух минут шесть.

      – Слушайте, откуда вы узнали, что мы со Светловым договорились утром вместе ехать?

      – В смысле? Ты же сам вчера нам растрепал, – Никита переглянулся с Женей. – Нас зазывал с вами утром ехать.

      – Да?… – Леша задумался. – Ничего не помню.

      – Ничего такого и не было, что стоило бы запомнить. Упился ты вчера, начал рассказывать как вас менты толкали, еще что-то начал сочинять. Сказал, что со Светловым утром поедешь, что нам с тобой можно поехать. Пошел к Светлову предупреждать. Там пропал на час. Мы тебя искали, не нашли. Ты сам пришел. Где был – не рассказываешь. Просил, чтобы мы тебя разбудили утром. Все, в принципе.

      – А где же я был? – Леша почесал бы затылок, но не мог потому, что его вели под белы рученьки.

      Возле ДПУ уже стояла заготовленная бричка. Светлов, сидящий за рулем, щелкал семечки.

      – Здрасьте-мордасьте! Пацаны, я сейчас погибну! Чем от вас пахнет? – Светлов начал нюхать сидящих. – Женя, что за дурость? Лучше бы от тебя перегаром несло. Фу! Ты сегодня где?

      – На камере хранения.

      – Ты только рот при детях не открывай. Вот, – Светлов отсыпал семечек Жене, – лузгай. Никита, ты где?

      – Я на разводе.

      – Леша? – Светлов смотрел на сидящего позади себя Лешу через зеркало заднего вида.

      – Должен быть на душе, но мне так плохо, мне бы отлежаться дома.

      – Дома никто лежать не будет, – чем трезвее был Светлов, тем он был строже и принципиальнее, – но тебе сегодня повезло: воду в душе сегодня не включат потому, как трубы еще не отремонтировали. Будешь вместе с Женей на камере. Напарницу свою проинструктируй, как детей встречать.

      – Я все ей расскажу, – вызвался Никита, – как детей ей приведу, так и расскажу сразу.

      – Хорошо,